не беспокоился о крыше над головой, но делал всё, чтобы его бытовуху не увидели чужие глаза.
Я перепрыгнул через забор и подкрался к входной двери. Дерево разбухло, из-за чего она не помещалась в дверной проём. Замком, или хотя бы щеколдой, здесь и не пахло. Я прошёл в дом, активировав Кровавый Доспех. Спозаранков дрых на грязном матрасе, под замызганным окном. Что удивительно, на отдельной вешалке — проволочном каркасе на колёсиках — висели чистенькие, отглаженные костюмы.
— Подъём! — я поднял его за шкирку. Он задрыгал ногами в воздухе, замахал руками, глаза бешено вращались. Наконец, когда он сфокусировал взгляд на мне, я спокойно сказал: — Показывай.
— Что показывать? — пролепетал Спозаранков. Но робость с него быстро слетела. Он ощерился и выкрикнул: — Ты кто такой⁈ Думаешь, я тебя боюсь? Я полицию вызову!
— Вызывай. Заодно им тоже покажешь.
Он гулко сглотнул, его кадык дёрнулся вверх-вниз. Загнанно зыркнув на меня исподлобья, пнул меня в пах и тут же заскулил от боли: Кровавый Доспех был твёрже стали. Если до этого я ещё сомневался, что Спозаранков уже начал свою маньяческую карьеру, то сейчас все колебания исчезли. Он боялся полиции сильнее, чем незнакомца, пробравшегося к нему ночью, да ещё и наряженного в рыцарскую кольчугу.
— Где тела? — прорычал я.
— Какие тела? — прикинулся дурачком Спозаранков.
— Считаю до трёх. Если не ответишь на счёт «три», я сломаю тебе палец. Когда пальцы закончатся, перейду на руки. Потом — на ноги. Поверь мне, когда я дойду до шеи, ты будешь умолять о смерти.
— Я буду кричать!
— Значит, в перерывах придётся вырвать тебе язык, — я пожал плечами.
— Хорошо, хорошо, — запричитал Спозаранков. — Я покажу! Пошли… В погреб! Они все в погребе!
Вход в погреб был с улицы — маленькая, будто для хоббитов, дверь плотно прилегала к косякам. Крутая земляная лестница вела в просторный подвал. На ступеньках валялись осколки и неопознаваемые ржавые детали. Спозаранков клацнул выключателем, и в глубине погреба зажглась лампочка. Дунул сквозняк, и в нос ударила невероятная вонь. А ведь Кровавый Доспех приглушал запах!
— Человек всего один. Всего один, — Спозаранков преданно заглянул мне в глаза. — Один — это же ничего страшного, да? Ерунда какая… А все остальные — это бродячие собаки, твари кусачие… Я хорошее дело делал! На прошлой неделе писали, что бродячие шавки напали на ребёнка… Чуть насмерть не загрызли! А человек… Всего один… Ерунда же, да?
Он внезапно съехал по стеночке, обхватил колени и зарыдал. Я не стал заходить в подвал — земляной пол был влажным и рыхлым от крови и гнили. Да и не хотелось спугнуть рой мясных мух, которые пировали на трупах. Но и так было видно — он не соврал. Человек был всего один.
— Где твой телефон?
— В комнате. Принести? Я принесу… принесу, конечно, принесу, — Спозаранков спохватился и суетливо побежал в дом. — Только вы не ругайте меня. Я же ничего плохого не сделал. Всего лишь бродячих тварей проредил. А это же ничего страшного, да? Один человек погоды не сделает. Да о нём никто и не вспомнит. Бомж с соседней свалки… Тоже бродячий, как собака. Это же хорошо… Хорошо, да?
Он с безумной улыбкой протянул мне телефон. Я набрал номер полиции и, пока шли гудки, приказал:
— Назови адрес и признайся, что убил человека.
— Да-да, одного человека… — Спозаранков замолк, когда с той стороны провода раздался голос диспетчера. Я встряхнул его, и он протараторил: — Яблочная, восемнадцатый дом. У меня в подвале бродячий человек. Всего один. Мёртвый, очень мёртвый… Как и остальные шавки.
Убедившись, что диспетчер принял вызов, я привязал Спозаранкова к подвальной двери и свалил. На всё про всё — десять минут Кровавого Доспеха. Следующий на очереди — Виталий Клочко. Он жил в трёх кварталах отсюда. Когда я подходил к его дому, по улице промчалась полицейская машина с мигалками — в сторону Яблочной.
Клочко жил в многоэтажке. Во дворе — большая детская площадка, на качелях сидит молодёжь, весело смеётся и распивает алкогольные коктейли. В подъездах нет домофонов, и я проскальзываю внутрь. Гидра-помощник услужливо подсказывает номер нужной квартиры.
Замок я просто и без затей выдавил — благо, сила позволяла. Врубил слух на максимум, но в квартире было тихо, никто не отреагировал на шум. Аккуратно ступая, я обошёл две комнаты и кухню. Никого. Клочко сбежал? Глупости. Он не знал, что я приду по его душу. Из ванны доносился звон капель о кафель. Кто-то плохо закрутил кран. Я обыскал квартиру по второму кругу — заглянул под кровать и во все шкафы. Звук капель начинал раздражать.
Я открыл дверь в ванную и застыл на пороге: у стиральной машинки сидел мужчина. Гм… нечто отдалённо напоминающее мужчину. С его телом без остановки происходили метаморфозы. Оно искривлялось, ломалось, перестраивалось. Рот Клочко был распахнут в беззвучном крике. Без сомнений, ему было очень, очень больно. Его кожа плавилась, превращаясь в зелёную слизь, и стекала на пол. Кап. Кап. Кап.
Прокажённый.
Редкое явление — организм человека отвергает магию, и она перестраивает его, пытаясь ужиться в теле. Неудивительно, что Клочко свихнулся. Я знал двух человек, которые пережили «перестройку» и сохранили здравый ум — и всё равно были с чудинкой, не от мира сего. Прокажённых изолировали от общества до тех пор, пока организм не привыкал к магии. А дальше… Тех, кто становился монстрами, казнили. Тех, кто сходил с ума, отправляли в психушку на пожизненный срок. Ну а те двое счастливчиков стали одними из лучших демоноборцев. К несчастью, «перестройка» необратимо их изуродовала.
— Биология, — прошептал Клочко. — Просто биология.
— Что? — переспросил я.
— Можно исправить… Я исправлю, — он поскрёб плитку и уставился на свои скрюченные пальцы, покрытые слизью. А потом вдруг взбесился, схватил брусок хозяйственного мыла и принялся бить свою руку. Словно в бреду, он повторял: — Исправлю, исправлю, исправлю…
Так. Ясно. Мужик был биологом и, оклемавшись после
