проще, чем у остальных – они легче привыкают, учатся, легче манипулируют ей. Скелле с таким даром всегда заметны – когда они прибегают к магии, то шевелят руками, как будто ощупывают что-то, или даже делают какие-то манипуляции с чем-то невидимым. Те, у которых дар, как у меня, тоже заметны – мы часто закрываем глаза, когда прибегаем к магии, не всегда конечно, но всегда неосознанно поворачиваем голову и взгляд на объект приложения искусства. Хуже всего тем, кто магию слышит или чувствует как запах. Они, правда, самые безопасные – им легче всего не обращать на нее внимания. Кроме музыкантов – мы так называли тех, кто ее слышит – эти во сне могут натворить дел, и с ними тяжело работать. Искусство у них самое грубое, самое неточное – во врачи им точно хода нет – зато они часто бывают очень мощные, объемные. Среди боевых магов всегда много таких.
Ана отставила напиток и легла, вытянувшись, глядя куда-то в темноту над головой. Мне было дико интересно, и я не мог терпеть:
– Ну так расскажи о своих ощущениях – как ты это делаешь, что ты делаешь для того, чтобы бабахнуло, например.
Девушка тихо рассмеялась.
– Тебе бы только бабахать! Ты пойми, меня много лет не учили, а дрессировали – в буквальном смысле этого слова. Вырабатывали условные и безусловные рефлексы, чтобы я не могла пользоваться ею случайно, неосознанно. Чтобы мозг знал: начнешь гонять лепестки света в голове – будет больно! – она вздохнула. – Очень больно! А так – как тебе это объяснить? При желании я формирую из этих отблесков то, что мне нужно.
– Ну, хорошо. А откуда ты знаешь, что надо сформировать?
– Это проще. Этому уже учат. Все, что ты делаешь осознанно – всему этому можно учить. Гораздо тяжелей вырастить неосознанное!
– А какие еще есть девочки? Ну, там, с какими проявлениями восприятия магии?
Девушка опять села, взяла напиток, но пить не стала, крутя чашку в руках.
– На самом деле, чистых музыкантов, или видящих, или нюхачей нет. Всегда рядом с главным даром есть небольшие побочные ощущения. Например, я немного слышу мои огоньки. У них цвет и высота тона связаны. Мне это помогает быстро разбираться в сложных объектах – я их слышу как аккорд. Но манипулировать у меня получается только со зрением – композитора из меня не получилось.
– Ясно. А мужчины с даром рождались когда-нибудь?
– Конечно. Они и сейчас рождаются. Только он у них очень слабый и почти всегда связан со зрением.
– Видящие?
– Это, считай, элита! Самые сильные!
Ана посидела, попивая напиток. Я обдумывал ее слова, когда она с каким-то сомнением в голосе сказала:
– Вообще-то, магом можно сделать любого человека.
Я тут же вскинулся:
– Не понял!
– Небольшая инъекция, и ты – маг!
– Кто, я?!
Девушка опять рассмеялась:
– Ты, ты. Это еще древние знали. Они, вообще-то, побольше нашего знали.
Ана, похоже, дразнила меня. Я решил проявить выдержку и терпение.
– Дело в том, что практически это неприменимо. Получившие такую инъекцию начинают воспринимать магию ярко и ощутимо, но непредсказуемо. Если у человека, например, был слабый дар музыканта, то может обостриться тактильное восприятие или любое другое. Следовательно, навыки, выработанные предыдущим опытом, работать не будут. Кроме того, в любом случае такого человека надо будет помещать в интернат и выращивать из него скелле. Да, забыла сказать, эффект от укола полностью проходит в течение недели – после чего надо опять колоться. Делать такие эксперименты с детьми никто не позволит, а взрослые не годятся для интернатов. Что-то происходит с мозгом после взросления – очень трудно прививаются нужные рефлексы. В прошлом, древние много занимались этим, но, насколько я знаю, в конце концов отказались. Количество сумасшедших после первой же инъекции равнялось количеству погибших.
Ана помолчала. В темноте мне казалось, что она разглядывает меня.
– В любом случае, сегодня никто не знает, где взять или как получить то вещество, которое использовали для этих целей древние. Ну, удовлетворил свое любопытство?
– Угу. Понятно, что дар связан с наличием какой-то химии в клетках мозга. Понятно, что та бодяга, которую химичили древние – не одно и то же, что образуется в голове от природы. Непонятно, что это за вещество, и непонятно, почему оно накапливается неравномерно в разных отделах мозга. Если бы это была просто химия, то она бы попадала во все ткани, насколько я могу судить. Короче, тут для меня тупик. Я инженер, а не биолог или врач. Я даже в химии разбираюсь на уровне первого курса технического вуза. Из того, что я уже знаю об источнике – его проявления связаны с нарушениями однородности кристаллических веществ. В клетках человека, предположительно, это могут быть какие-то крупные молекулы, вроде белков или нуклеиновых кислот. Отсюда вывод – у меня и так загадок полно, не будем множить сущности. Древняя химия – не для меня.
– Ну, ты сказал! Я половину не поняла! Что за нукли – как оно там?
– Чтобы продать что-то ненужное, надо купить что-то ненужное! Чтобы объяснять, надо самому понимать! Это один мудрец на Земле сказал.
Ана произнесла с явной издевкой:
– Какой ты умный!
Я посмотрел на темный силуэт девушки:
– Так, Шарикову больше не наливать!
На скале мы провели три дня. Удивительно, но я чувствовал себя совершенно здоровым – ну, побаливает немного спина, больно смеяться и лежать в определенном положении. Но, господа, меня убивали четыре дня назад! Повязку я снял еще накануне и сейчас чувствовал себя готовым к новым приключениям.
Урухеле встретила меня, как будто так и должно. Скелле произвела на нее гораздо большее впечатление – она на мгновение замерла и тут же исчезла, как будто была лишь миражом. Мои попытки наладить отношения не привели ни к каким результатам – Урухеле боялась Ану до дрожи и категорически не желала добровольно приближаться к чудовищной опасности. Я не планировал оставаться надолго, поэтому решил не тратить время на воспитательную работу, а заняться тем, ради чего мы и прилетели на хутор.
Мне предстояло переделать в пожарном порядке активные ядра на приводах самолета, заменив их на то же самое, но в исполнении скелле. Созданные ею структуры не требовали вращения для генерации импульса и потому были намного надежнее моих творений. Хотя я и гордился по-настоящему тем приводом, который создал, я понимал, что достичь уровня скелле мне невозможно.
Кроме того, виденные мною проходы в горной системе на
