называли её «китаёзой», но Аким всегда думал, что это не столько от злости, сколько от бабьей зависти. Юнь и вправду одевалась так, что на неё все обращали внимание. Особенно мужчины. Она была яркой, чего остальные женщины Болотной простить ей не могли.
И она, почувствовав, что её слова его всё-таки задели, вдруг предложила:
— Аким, а давай я тебе одежду куплю?
Он удивлённо посмотрел на неё, но Юнь уже загорелась:
— Хорошую одежду. У тебя ведь нет никакой одежды, кроме военной. Ты даже ко мне приходишь в старых гимнастёрках и старых солдатских штанах. Фу… Бе-е… — она издала звук, похожий на звук рвоты, потом подхватила его под руку и поволокла по улице, приговаривая: — Пошли, пошли… Дел у нас сегодня много.
«Насте это точно не понравится».
Но сначала они «заскочили на пять минут» на какой-то склад, где Юнь в течение часа выписывала себе в чайную тарелки, рюмки и ещё кучу всяких нужных ей вещей.
Видно, женщина поняла, что всякие пижонские шмотки, такие, какие в станице Болотной носит только молодёжь, что крутится вокруг Савченко, Саблин носить не станет. И тогда они на одной из центральных улиц нашли магазин под названием «Снаряжение и обмундирование».
— Там всё, как ты любишь, — произнесла женщина и поволокла его в этот магазин.
И она оказалась права. Прапорщику многие вещи и вправду пришлись по душе. И Юнь, за свои деньги — за свои деньги! — купила ему крепкие, почти армейские брюки явно выраженного офицерского стиля, отличную гимнастёрку с рукавом до локтя и невероятно красивые, крепкие, высокие, до середины голени, ботинки на толстой подошве. Она ещё присматривалась к новому КХЗ для Акима, но… Это оказалась вещь недешёвая…
— Ладно, это ты сам себе потом купишь, здесь этот костюм тебе не пригодится, а в болоте ты и в старом можешь плавать, — решила Юнь и добавила: — Остальное всё надень сейчас.
Он так и сделал, а ещё за свои купил шляпу и новый отличный респиратор с очками. И рюкзак, чтобы таскать там старые вещи и КХЗ.
— Ну вот… — она улыбалась, разглядывая его. Красавица явно была довольна тем, как теперь выглядел Аким. — Это мой тебе подарок.
Он и сам был доволен. Одежда и вправду ему нравилась, особенно ботинки.
— А теперь пойдём к этой твоей Елене, — сказала подруга, беря его под руку, — я тоже хочу новую одежду.
— Она не моя, — напомнил ей Саблин.
Но при их появлении в магазине повела себя Елена Мурашкина так, словно они были её старинные друзья.
— О! — произнесла она, когда Аким и Юнь вышли из шлюза. — Наконец-то. Сейчас одна покупательница уйдёт, и я займусь вами, а пока… — она обернулась к той самой девице, с которой вчера общался Саблин. — Лена, сделай гостям кофе.
И вчерашняя полуголая Лена минут через пять принесла им две чашки кофе на подносе и уже без всякого снисходительного высокомерия произнесла:
— Прошу вас, вот сахар. Елена уже скоро освободится.
Вот только Юнь сидеть и пить кофе не стала, а побежала вдоль рядов с одеждой. И глаза её горели. Ну а Саблин…. Что ж, сидел, пил. Кто ж будет отказываться от офицерского пойла, даже если оно хуже чая?
Потом пришла Мурашкина, сунула ему планшет с записью каких-то весёлых видео двухсотлетней давности. А сама ушла помогать Юнь выбирать себе новые наряды и бельё.
Прошёл примерно час, он выпил свою чашку кофе, и чашку Юнь, ему уже надоели весёлые ролики, и он просто сидел, расслабившись на удобном диванчике, когда наконец женщины пришли к нему. Юнь была утомлена, но довольна, и она ему сообщила, почти шёпотом:
— Ой, я тут набрала всего… Такого, — она закатила глазки. — Тебе точно понравится. В гостинице покажу.
— Сколько это будет стоить? — уточнил Аким, предполагая, что это всё придётся оплатить ему.
— Два двадцать, — ответила Юнь и потянулась к нему, прижалась. — Но это со скидками, Лена такая молодец…
«Два двадцать… Лена такая молодец…».
Баснословные деньги за одежду, но она была такая счастливая. А у него деньжата были. Так что…
— Ладно, — он полез в карман. Но деньги достать не успел, к ним подошла Елена и, заглянув в их чашки, позвала Лену молодую.
— Елена, — сказала он весьма требовательно. — Кофе нам принеси.
И присела к ним за стол.
Женщины тут же начали болтать так, как будто они знали друг друга лет десять. Говорили об одежде, о гостинице, а ещё, как бы между делом, Мурашкина сказала им, что они прекрасная пара. Юнь просто цвела, слушая её. Хозяйка модного магазина была красива и обаятельна, а ещё она была… шикарна, словно жена войскового атамана. Елена умела себя подать и быстро расположила к себе не только его подругу, но и самого прапорщика. Хотя он понимал, что весь её шик, и этот её магазин со шлюзами на входе, и кофе как-то связаны с промысловиками.
Она была явно состоятельна, уверена в себе, но ничего про себя не рассказывала. И тут Юнь, стараясь произвести на новую знакомую впечатление, и говорит:
— Ой, как хорошо иметь такой магазин, свежо, чисто, одежда красивая, не то что у меня.
— А у тебя — это где? — интересуется Мурашкина.
— У меня чайная в Болотной, водка, табачный дым да пьяные казаки с утра и до вечера.
— О, — Елена удивилась. — У тебя есть чайная? — кажется, она чем-то заинтересовалась.
— Да, есть, я сюда и приехала посуды новой купить, — отвечала Юнь.
И тут Мурашкина и говорит ей:
— Юнь, послушай… — она делает паузу, словно обдумывает, как сказать что-то не очень простое. — У меня есть одна знакомая…девочка. И она попала в неприятную ситуацию.
— И что? — живо интересуется
