Руки поднимались с трудом. Странное чувство, если честно. Я вроде бы и не чувствую никакой усталости, но тело словно чужое и не хочет нормально двигаться. Наномашины блокируют негативные ощущения, судя по всему.
Драка сама собой переросла в обмен сокрушительными ударами. Мы сближались, били, разлетались в стороны, падали и вставали. И так по кругу, пока один из нас все же не сможет подняться.
В какой-то момент вдалеке раздался вой сирен. Сразу со всех сторон задрожало, загудело, перекрывая остальные звуки. На черных, незаметных в темноте стенах, замигали красные огни. Такие далекие, сейчас они казались маленькими всполохами.
Красная тревога. Блокировка сектора. На моей памяти это произошло всего дважды. В первый раз, когда Дети Неба собрались штурмовать вокзал несколько лет назад. Второй раз, когда война банд грозила перерасти в мясорубку и полное уничтожение сектора.
И оба раза результат был одинаковым. Внутренние войска, полиция, инквизиция. Они входили в сектор и убивали всех, кто нарушал комендантский час. Проходились по сектору огнем, вырезая неугодных.
Разумеется, под раздачу попадали не только те, кто был на улицах во время красной тревоги. Я лично оба раза находился в совершенно других местах, как и остальные инквизиторы. В первый раз мы вырезали верхушку Детей Ночи. Тогда они еще были террористической организацией, а не сбродом недовольных кретинов, как сейчас.
Во второй рас мы с Теннеси перерезали несколько семей Квадрады по приказу руководства. И всем плевать, что они даже в беспорядках не участвовали. В таком хаосе кто будет разбираться? Хорошая восьмерка — дохлая восьмерка. Это все знают.
Значит, сейчас войска уже вошли в сектор. Минут через двадцать они будут здесь. Глупо ожидать, что тревогу объявили по какому-то другому поводу. Тут два чудовища сектор по кускам разбирают. Медленно, но методично.
Черный Дьявол, услышав сирену, не пошел меня добивать. Вместо этого он направился к пролому в стене. Тот самый дом, под которым мы прятались с Элис, наблюдая за складом «Шинигами».
Я оглянулся на непрекращающийся пожар. Как же давно это было. Казалось, что творящийся вокруг хаос длится очень давно. Надеюсь, Малышка Молли выжила, а то обидно будет. Асоха-то точно жива, иначе…
Я не додумал, что будет иначе. Просто поднялся на ноги, опираясь на груду каких-то обломков. Посмотрел в спину химеры и поплелся следом. Ноги получалось переставлять с трудом. Я наблюдал за противником, который на ходу подобрал армейский рюкзак с остатками эфира и шагнул в пролом.
Надо догнать. Надо убить. Надо вырвать ему сердце. Я обещал. Иначе Йулл восстанет из мертвых, чтобы вскрыть глотку сраной восьмерке.
— Ничего не забыл, а? — прорычал Черный, когда я проходил мимо троицы, подпиравшей стену. — У тебя тут незаконченное дело, как бы.
Я обернулся, не сбавляя шага. Писклявая сидела, вжавшись в стену. У нее в руках дрожал пистолет, что она получила от Пятого. Где-то далеко громыхали сирены и жужжали оборванные провода.
Пистолет смотрел в мою сторону, а зеленые механические глаза мигали от ужаса. То угасая, то наливаясь светом вновь.
— Она видела тебя, — произнес Черный, хлопая мелкую по макушке. — Она тебя сдаст и тогда инквизиторы разберут тебя по частям. Прикончи мелкую, иначе сам сдохнешь.
Я посмотрел на Черного, затем на Элис. Следом заговорил Восьмерка.
— Че вылупился? Черный дело говорит. Грохни мелкую, добей химеру и может получится все утрясти. Камеры потом подчистим, с Нораем договоришься. Он бывалая восьмерка, не сдаст.
— Разве ты не на моей стороне? — прорычал я.
— Не подходи, — затряслась Элис еще сильней. Решила, что я к ней обращаюсь.
— Я на своей стороне, — ответил Восьмерка, делая глоток из фляги. — Мы все в одной лодке. И ко дну тоже дружно пойдем. А ты эту сраную лодку раскачиваешь. Грохни уже мелкую, ей все равно не выкарабкаться.
— Да, да, да, — закивал оскалившийся Черный. — Разорви ее напополам, пока кто-то другой не забрал себе бабочек.
— Как я докатился до такого? — проворчал я, проходя мимо.
Они оба были правы. Стоит инквизиции узнать кто я на самом деле, так моя жизнь и закончится. И там не будет ни веселых последних трипов, ни сисек Малышки Молли, ни даже легкой смерти для уставшей восьмерки.
Там будут только пыточные, опытные хирурги, генетики, эксперименты, боль, допросы и растолстевшая жопа Киры.
Но я все равно не хотел убивать мелкую. Все-таки она продержалась дольше всех в секторе, пусть и не без моей помощи. Должна была хоть что-то понять. Не сдаст она меня. Не должна. Я верил в это.
— Да твою же мать, сраный ты кусок дерьма Ночных, — произнес Восьмерка, проводя рукой по лицу. — Чтоб тебя со стены обоссали.
— И опять все Черный, — развел руками второй глюк. — Опять мне придется всех спасать. Ничего без меня сделать не могут.
Что-то изменилось. Вот я делаю шаг к провалу, где скрылась химера, а в следующее мгновение пространство вокруг заполняет белый свет. Я делаю еще один шаг, но просто двигаюсь в пустоте.
Вокруг ничего нет. Пустое белое пространство. Руки и ноги привычно отзываются на команды. Смотрю на ладони. Мои. В том смысле, что вполне человеческие, а не покрытые черной броней. Какого хрена?
— Эй, какого хрена? — озвучил я мысль.
Пустота отозвалась гулким эхом, словно я находился не нигде, а в каком-то зале с высокими потолками. Странно. Может, я наконец-то сдох? Просто не почувствовал ничего из-за наномашин в организме, а тело на самом деле шагнуло за свой предел.
Или нет? Что-то промелькнуло на самой периферии зрения. Обернулся, но ничего не заметил. Снова, но с другой стороны.
— Черный, — рявкнул я. — Хватит носиться туда-сюда. Что происходит?
— Сам не вкуриваешь? — раздался голос сбоку. Но говорил Восьмерка.
— Не вкуриваю что? — произнес я.
Он лишь лениво махнул рукой и передо мной словно гигантский экран раскрылся. Как будто я в каком-то старом кинотеатре сижу и смотрю на происходящее. Я видел, как камера медленно приближается к дрожащей Элис, сжимавшей пистолет.
Ее губы двигаются, рот открывается, но звука нет. Но я видел достаточно. И страх в зеленых глазах. И слезы, размазанные по щекам.
— Какого черта, а? Отвечай.
— Да просто все, — произнес Восьмерка флегматичным голосом. — Ты отрицал свою сущность, пытаясь забыть кто ты есть. Запрятать подальше, никогда не вспоминать. Ты затолкал собственное прошлое настолько далеко, что оно оторвалось от общей картины. И так родился Черный.
— Нет, все не так, — замотал я головой. Мне стало дурно, захотелось блевать. От этого картинка экрана пару раз дернулась. — Черный снился мне каждую ночь. А потом появился и наяву.
— Черный и есть ты, кретина кусок, — беззлобно ответил Восьмерка. — А теперь ты пытаешься вновь стереть себе память. Забыть все и начать с чистого листа. Как трусливая тварь. И вот он я.
— Нет, нет, нет, — запричитал я. — Я не убивал свою семью. Это не мог быть я. Это был он, Черный Дьявол.
— Может и он, — пожал плечами Восьмерка, делая глоток из фляжки. — Может и ты. Может вообще кто-то другой. Кто же его теперь разберет? Мы же ничего не помним. Черный помнит, но он не скажет. Да и какая теперь разница?
— Выпусти меня отсюда, — взревел я, глядя, как изображение приближается к Элис. Медленно, словно в замедленной съемке. — Я достану химеру и выбью из него правду.
— Э, не-е-ет, — пророкотал голос Черного. — У тебя уже был шанс. Теперь моя очередь. Черный — главный герой в этой игре. Он всех спасет. Он все исправит.
— Что это значит? — опешил я.
— То и значит, тупая ты восьмерка, — прорычал Черный.
— Не обобщай, а? — ответил Восьмерка, глядя куда-то в сторону.
— Черный слишком долго сидел взаперти. Теперь ты посиди. Теперь я у штурвала. Я всех спасу и стану настоящим героем. А вы оба, всего лишь сраные восьмерки.
— Сказал же, не обобщай, — ответил Восьмерка. — Это вы с ним всю кашу заварили, я вообще тут ни при чем.