- Ага... - послышался густой бас. - А подать мне этого негодяя!
- Ты слышал, - кивнула в сторону дверей в кабинет секретарша.
- Ага, - Сэм протянул к лицу руку и снял очки, уложив их в карман пиджака. Чуть раскосые карие глаза хитро взглянули на Агнесс. Та почувствовала, как взгляд Сэма быстро сместился с лица на весьма открытый ворот пиджака, прекрасно позволявший наблюдать столь манящую всякого здорового мужчину ложбинку. - Morituri te salutant!
- Угу, давай, салютант отсюда! - замахала на него руками женщина.
Сэм послушно шагнул к дверям и, приоткрыв их, скользнул внутрь кабинета.
В помещении, как и всегда, царила тьма тьмущая. Единственным достойным упоминания источником света была изящная настольная лампа, всегда работавшая на полную катушку, вне зависимости от времени суток. Наглухо закрытые окна со спущенными жалюзи не пропускали в кабинет достаточно воздуха, и всякий входящий почти сразу испытывал желание оставить мощные дубовые двери открытыми, дабы проветрить этот склеп. Но всякий входящий почти наверняка пожалел бы, вздумай он попытаться осуществить задумку. Ибо помещение это было вотчиной шефа, крутого нравом и тяжелого в общении. И явно дышащего в своей усыпальнице как-то иначе, нежели нормальные люди.
Пройдя вперед по мягкому ковру, Сэм остановился перед широким столом, за которым восседал в своем кресле Шеф. Лампа высветила тонкие бледные пальцы, отстукивавшие на полированной поверхности стола какой-то старый мотивчик. Кроме пальцев Сэм успел разглядеть еще и суховатую морщинистую ладонь, за ней - рукав белой рубашки. Вдруг вся эта композиция сложилась в узкий кулак, выразительно погрозивший стоявшему перед столом толстяку. Следом в освещенном пространстве показалось лицо. Это был сухой костистый старик с красивым орлиным носом и пышной расчесанной гривой седых волос. Бледная, но почти лишенная морщин и выбритая до сияния скул физиономия выражала крайнюю степень неудовольствия.
- Ну-с? - произнесли тонкие губы.
- И мы даже не поздороваемся? Не обнимемся? Не выпьем за встречу? - Сэм развернулся к собеседнику в профиль и скорчил ернически-недоумевающую гримасу.
- Выпьем, говоришь? Выпей яду, засранец! - рявкнул старик басом, который мог бы быть достоянием оперного певца. - Клоун чертов! А ну докладывай!
- А че докладывать? - все так же насмешливо пожал плечами Сэм. - Вынужден был покинуть территорию Гонконга, ибо пришлось лично задействоваться на ликвидацию.
- И за каким таким половым органом тебе самому пришлось китайца валить? - шеф перешел на зловещий шепот. - Я сколько лет работаю, такого идиотизма не видел. Ликвидации должны проводиться нелегальной сетью, причем лучше всего руками людей вообще непричастных! Это первое. Второе - ликвидируемый должен быть один! Четыре охранника - это недопустимо! И ладно еще, если бы ты их тоже стер, в Гонконге и не такое бывало в отличие от какого-нибудь Амстердама, но ты же их живыми оставил. А они тебя видели! Ты что, из детсада недавно?!
- Да ладно злиться-то шеф! - щелкнул пальцами Сэм. - Мы оба знаем, что и зачем я сделал. Все мои наработки, как вы знаете, проведены таким образом...
Толстяк прошел к скрытому в темноте бару и на ощупь взял стакан. Не раз он бывал здесь и не раз наливал себе без разрешения. Рука привычно легла на бутылку скотча. Забулькала крепкая алкогольная жидкость, наполняя звякнувший о горлышко стакан.
- Мы оба знаем, что засунули меня туда, чтобы переждать, пока пройдет острота ситуации с кардиналом. И я просидел там месяцы. И за эти месяцы мне удалось выцепить пару интересных личностей для работы на нас. Но я не идиот. Я знал, что если начну плести серьезную паутину, то мне потом из Гонконга не вылезти много-много лет. Поэтому я построил мой маленький механизм так, чтобы на место вашего покорного слуги легко встал кто-то другой. Нет никаких свидетельств моей причастности к чему-либо, кроме посещения ковлоонских борделей, - Сэм опрокинул в себя скотч, даже не поморщившись. - Как вы и говорили, это - основы. Все я делал чужими руками, шеф. И, кроме того самого типа, что теперь занял мое место в схеме, никто не знал, с кем и на кого работает. Единственное, что провернул лично - это телефонный звонок Ма и перерезание его горлышка бритвенным лезвием. И вот я здесь, агентура там, кардинал далеко. Так что давайте, шеф, без выволочек.
- А ты в курсе, что за сознательный саботаж своей собственной деятельности я тебя вообще могу обезглавить? - страшным полушепотом осведомился шеф.
- Так за чем дело стало? - наставил на него руку со стаканом Сэм. - Не возражаю. Все равно я никогда не любил такие стороны своей работы. Я не из тех ребят, что годами читают газеты и гениально работают в разведке при этом. Скучно мне так. Можете даже меня распять за это.
- Ага, вверх ногами. Если серьезно, ты все еще не под судом лишь потому, что твой провал не повлек за собой никаких последствий, следы ты все же подчистил этой ликвидацией, да и я прикрыл твой пухлый зад, доложив удачно. Выставил дело таким боком, что у тебя выбора не было. Вряд ли поверили, конечно.
- Но тем не менее?
- Ага, тем не менее. Тут сыграла свою роль нежная привязанность наших начальников к твоей милой привычке совершать самыми похабными методами поступки, благотворно влияющие на климат в богоугодных странах. Под моим чутким руководством. Короче, тебе опять сошли с рук все выходки благодаря тому, что господину председателю ты спас жизнь. Толстозадый добро помнит.
- Ну не надо так грубо! - Сэм хмыкнул и поставил стакан обратно. - Господин председатель - благородный добрый христианин, помнящий о любви к ближнему.
- Ага, и именно из-за этой любви к ближнему тебе еще не дали пинка под зад прямиком до ножа какой-нибудь гильотины.
- Ну что я могу сказать? Я везунчик, - Сэм скорчил очередную гримасу.
- Ты головная боль! - жутко пробасил шеф и поднялся из кресла. Шагнув к окну, он дернул ручку жалюзи, открывая вид на площадь и заливая кабинет золотистым дневным светом. Солнце мгновенно высветило и приятные светло-коричневые обои, и накинутый на спинку кресла пиджак, и широкую черную кушетку неподалеку. Но прежде всего стал виден шеф целиком. Невысокий, не больше ста семидесяти сантиметров, невероятно худой и костистый, Артур Хендрикс щурился, глядя на собравшихся на площади верующих. Рукой, которой недавно грозил Сэму, он теребил ворот своей безукоризненно белой рубашки. Галстуков шеф не признавал категорически, а потому всегда казался расслабившимся на секунду бизнесменом, пришедшим домой после работы. Но расслабляться Хендриксу не приходилось уже очень давно. Даже на секунду.