же они были ему настоящей семьей.
Вернут ли его тело родителям? Как они воспримут внезапную смерть сына? Насколько велика будет печаль, в которую он их ввергнет?
Он слишком хорошо все знал. Не как Наоэ, а как Татибана Есиаки, священник, он видал много безутешных семей, прощавшихся с дорогими людьми.
Внутри пронзительной болью отозвалась горечь. Он не чувствовал бы этого, если бы был одним из тех бессердечных, чья жизнь или смерть не имеют ни для кого значения. Если бы, подобно Ясуде Нагахидэ, он порвал все связи с семьей занятого тела, то сейчас, наверное, не стал бы думать дважды.
Вот в чем была его слабость. Для них это наверняка представало смехотворным — так зацикливаться на каких-то эмоциях, когда само их существование шло вразрез со всеми законами природы.
И еще…
— Если отречешься от своего сердца…
Давно, очень давно Кагетора сказал эти слова… и вот они всплыли в памяти.
— Если отречешься от своего сердца, станешь ничем большим, как истинным Яшей.
Не однажды они попадали в подобные ситуации, и Кагетора всегда говорил им это.
Не отвергайте себя.
Не сдавайтесь до самого конца.
— Этой жизнью вы живете лишь раз, так постарайтесь не огорчать людей, которые вас любят… Сделаем хотя бы это для тех, чьи жизни мы подвергаем опасности. И я никогда не брошу вас, — и затем он улыбался им.
Когда же это было?
«Кагетора-сама»…
От тепла, всколыхнувшегося в груди, Наоэ крепко зажмурился. Но он больше не может поступать согласно тем словам.
Их существование оправдано только их миссией… и когда приходит конец, они должны пренебречь чувствами — ради миссии.
Это знание, должно быть, несказанно мучило его.
«Пожалуйста, простите меня…», — мысленно обратился Наоэ к далекой семье, хоть и знал, что они не услышат.
А потом прижал язык зубами.
И вдруг…
Дверь подвала распахнулась, Наоэ моргнул.
На пороге стоял юноша. Лунный свет заливал его лицо. Это был…
«Датэ Кодзиро!»
Вот оно, отчаянно подумал Наоэ и прикусил было язык.
— Не смей!
— !
Невидимой силой Наоэ открыло рот, и челюсти будто заморозило.
«Он собирается помешать мне?!»
Покуда Наоэ с ненавистью смотрел на юношу, тот скрутил принесенное с собой полотенце в жгут и впихнул его Наоэ между зубами, закрепив концы у него на затылке.
— И что это значит? — невнятно выговорил Наоэ. — Снова попытаешься меня загипнотизировать?
В голосе его сквозил холод, но Кодзиро лишь грустно смотрел на него.
— ?
Кодзиро достал крошечный ключ и принялся открывать наручники.
«Что?»
Пока Наоэ удивлялся, юноша справился с замком и молча помог Наоэ сесть на пол. Первым делом мужчина избавился от полотенца.
— Ты…
— Пользуйтесь возможностью и бегите.
— ! Но… почему…
— Поторопитесь. Пока дядюшки нету… пока мама не заметила… скорее же!
— Постой. Погоди минуту… Ты…
Кодзиро встревоженно озирался:
— Я ослабил барьер — вы можете еще раз использовать вашу силу. Уходите быстрее. Это ваш шанс… мама и люди из дома, они сейчас на встрече с дядей.
— На встрече с дядей? Ты имеешь в виду Могами Есиаки? Куда он отправляется? Что он собирается делать?
— Тшш! Я не знаю точно. Кажется, он едет в Токио. Сказал, что оставляет Ямагату маме и мне…
— Токио? Что же он задумал!
— Если вы не поспешите в Сэндай, поздно будет. Дзикэ кеккай завершат завтра, а потом там онре Ямагаты… и нуэ тоже… начнут собираться. Им приказано очистить город от духов Датэ.
— Вам нужно немедля предупредить ваших друзей в Сэндае. Я не знаю, сколько будет жертв. Онре жестоки… Если кинрин но хо окажется действенным, онре получат наиполнейшую свободу. Вы должны остановить их!
— Но почему… почему ты говоришь это мне? Разве ты не с Могами?
Лицо Кодзиро болезненно дернулось.
— Я… да, верно. Я с дядей. Когда мой брат Масамунэ убил меня, моя печаль была такова, что я не смог обрести покой, хоть и желал этого.
— …
— Но я не с братом воевать вернулся. И мести я не жажду, — в глазах юноши застыло отчаяние. — Я Кодзиро Датэ, младший брат Датэ Масамунэ! Я здесь не из-за вражды с ним. Я хочу… я очень хочу встретиться с братом еще раз. Хочу, чтоб он перестал мучиться. Вот что я бы сказал ему! В моей душе никогда не было ненависти к брату!
— Кодзиро-доно…
Четырьмя веками ранее мать Кодзиро, Охигаси-но-Ката, попыталась отравить Масамунэ с тем, чтобы сделать Кодзиро главой Датэ. Попытка не удалась, и Масамунэ лично вынес свой приговор. Это случилось ночью, наутро двадцатичетырехлетний Масамунэ должен был отправляться в поход на замок Одавара — чтобы доказать свою преданность регенту Тоетоми Хидэеси. Масамунэ поставили тогда перед выбором: поддержать Хидэеси, который уже почти объединил страну, или сопротивляться ему. Если бы он присоединился к сражению Хидэеси против Ходзе в Одавара, он был бы за. Если нет… что ж, тогда нет. Наконец, после долгих колебаний он сделал ставку на долгое существование клана Датэ и решил примкнуть к штурму Одавара.
Кодзиро фактически никак не претендовал на место главы клана. Однако было верно также и то, что его жизнь в тех напряженных условиях являлась нешуточной угрозой.
Было бы неправдой сказать, что он не испытывал ненависти к Масамунэ, который убил его. Ведь именно из-за ненависти Кодзиро и стал онре. Но как же страдал Масамунэ? Подавленный горем — собственная мать покушалась на него, заклейменный позором — ему пришлось убить младшего брата. Зная о мучениях Масамунэ, испытывавшего эти чувства, Кодзиро только дивился тому, что ненавидел брата.
Разве не на долю тех, кто остался жить, выпало больше всего страданий?
Он больше не мог ненавидеть. Не мог идти против своего брата. Не хотел сражаться с ним.
— Наоэ-удзи. Отправляйтесь в Сэндай, и… если встретите моего брата, передайте, что я не питаю ни малейшей вражды к нему. Я никогда не выступлю против моего брата! — он вцепился в Наоэ, умоляя: — Прошу! Прошу, скажите ему!
— … — Наоэ взял Кодзиро за руки, его лицо смягчилось: — Если хочешь сказать ему это, тебе следует встретиться с ним самому.
— …
— Куда лучше, если он услышит это из твоих уст. Ты всегда хотел сам ему сказать, правда? Ведь для того и вернулся?
— Наоэ-удзи…
— Пойдем со мной. Уедем в Сэндай вместе.
— Я не позволяю тебе, Кодзиро!
— !
Он вздрогнул и обернулся. Там стояла Охигаси в окружении вассалов.
О нет…
Она стояла и смотрела на них, свирепая, как демоница.
— Как… как смеешь ты… как ты смеешь обманывать Кодзиро!
— Мама…
— Иди ко мне, Кодзиро,
