за равновесием силы и за тем, чтобы договоры между людьми, обладающими силой, выполнялись. Поэтому они появились на заводе — там столкнулись интересы родов Корневых и Волковых. Поэтому скорее всего появились в лесу, когда Фома Сергеич и компания зашли на вашу территорию и убили там зверя. Они же, кстати, проследят и за исполнением клятв, если поклялись силой.
Егор Каземирович вопросительно глянул на меня.
— Да, все трое поклялись силой, — подтвердил я.
— Значит, и деньги будут, и первый отбор в академию вы пройдёте, можете даже не сомневаться.
— Понятно, — ответил я. — А как приставы узнают, что где-то совершается нарушение? И как так получается, что они там оказываются моментально?
— Я не знаю, — развёл руками Егор Каземирович. — И думаю, что никто не знает. Это их тайна.
— Они подчиняются напрямую императору? — спросил я.
— Нет, — сразу же ответил Егор Каземирович. — Они могут призвать к ответу даже императора, если он нарушит договорённости, скреплённые силой.
Я признаться офигел. Даже не предполагал, что в этом мире есть сила мало того не подконтрольная императору, так ещё и стоящая над императором.
Думаю, говорить о том, что приставы заинтересовали меня, не стоит. Однако я понимал, что с наскоку эту тайну я не раскрою.
А Егор Каземирович тем временем добавил:
— Говорят, приставы появились в тот момент, когда император активировал артефакт и освободил Хаос.
— Понятно, — ответил я.
Не сказать, чтобы последняя фраза что-то сильно прояснила, но я понял, что приставы сила очень непростая. Что ж, поизучаю их на досуге.
— И последний вопрос, — проговорил я. — Какое наказание грозило бы этой троице, если бы я не отказался от претензий.
Егор Каземирович вздрогнул.
— Не надо об этом на ночь, — негромко сказал он.
— Ну что ж, не надо так не надо, — ответил я, встал и потянулся. — Пойду-ка я помедитирую. И вы, Егор Каземирович, тоже займитесь культивацией.
— Я потом, перед сном… — неуверенно ответил управляющий. — Сейчас ещё много дел…
И я вдруг подумал, что возможно он не знает, что делать.
Я, конечно, тот ещё учитель. Сам первые шаги делаю. Но всё равно хоть немного, но мне кажется, что уже смыслю.
А потому я решил дать инструкции.
— Сядете в удобную позу, закроете глаза. А потом вам нужно будет осмотреть своё тело внутренним зрением. После чего представьте в районе солнечного сплетения солнышко. А потом покатайте его по рукам, по ногам, по всему телу. И смотрите, чтобы оно катилось по каналам, как кораблик в реке.
— Спасибо большое! — ответил Егор Каземирович, и в голосе его прозвучала искренняя благодарность.
— Когда будете катать солнышко, — добавил я. — То посмотрите, где увидите заторы, нужно будет их прочистить, чтобы солнышко плыло беспрепятственно.
— Понял! — серьёзно ответил управляющий.
— Вот и хорошо, — сказал я и отправился в кабинет.
Это стало уже традицией — вечером идти в кабинет.
Я зашёл, закрыл за собой двери, но садиться в позу для медитации не спешил.
Вместо этого я выдвинул ящик стола и достал бумаги, которые лежали под скипетром. В конце концов, нужно на них глянуть хоть одним глазком. Вдруг там нужные документы, а я ни сном, ни духом.
Там были закладные, договора, письмо о моём зачислении в кадетское училище — это был ответ ректора на прошение отца, ещё какие-то бумаги. А сверху лежало письмо, адресованное мне. Точнее, настоящему Владимиру Корневу.
С внезапным волнением я открыл незапечатанный конверт, адресованный: «Старшему сыну моему Владимиру от любящих его родителей».
Написано было немного, буквы были неровные — видно, что отец торопился, когда писал это письмо.
Естественно, я начал читать.
«Здравствуй долго, дорогой мой сын! Прости, что не могу всего сказать тебе. Видимо, осталось нам совсем немного. Прости, что оставляем тебя вот так. Но видит Род, не наша в том вина.
Хотел я уберечь тебя от беды. Потому и отправил в кадетское училище, но судьба распорядилась иначе. И, судя по всему, ты столкнёшься с Волковыми ещё до того, как будешь готов к этому.
Не держи на них зла. Они не ведают всего, не знают того, какая трудная и ответственная задача тебе предстоит.
Прости, что пока не могу открыть тебе всего. Ты пока очень слаб. Придёт время, ты всё узнаешь. Тебе расскажут. Я же не могу, я связан клятвой силы.
А до тех пор постарайся выжить.
Оставляю тебе Мо Сяня. Он поклялся, что будет тебе верным защитником и учителем.
Прощай! Надеюсь, что я был тебе хорошим отцом».
А ниже приписка другой рукой:
«Прости сынок! Мы сделали всё, что могли и что должны. Мы полностью исполнили договор. Дали тебе счастливое детство. Защитили тебя. Будь счастлив! Безмерно любящая тебя твоя матушка».
Сказать, что я после этого письма стал лучше понимать происходящее?
Точно нет! Я ещё больше запутался.
Я чувствовал, что люди, написавшие это письмо, были в отчаянии. И воображение рисовало, как чёрный колдун рвался в кабинет, а отец с матерью писали это письмо…
Моя ненависть к Волковым возросла ещё сильнее. И слова отца о том, что не нужно держать зла на Волковых, только подстегнули её. Он защищал их, а они его убили. И не только его, но и жену и двоих детей.
Аккуратно свернув письмо, я положил его обратно в конверт. А потом убрал конверт в ящик стола и задвинул ящик.
Прошёлся по кабинету, прокручивая в голове строки из письма.
Я в очередной раз убедился в благородстве предыдущего главы рода, и мою душу захлестнула обида — ну почему хорошие люди погибают, а всякие мрази живут?
Я должен сделать всё возможное, чтобы защитить людей от подонков Волковых. Я должен!
Вот с такими мыслями я и сел в позу для медитации, положив перед собой оба камня — и красный, принявший форму сердца, и дикий, не обработанный.
Я не знал, в какую сторону развивать свою культивацию, потому что покоя в моей душе не было, а в голове крутилось: «Уничтожу! Всех уничтожу!»
Моя жажда стереть с лица земли род Волковых была настолько большой, что кабинет наполнился алым сиянием. Мощным, способным испепелить не только тело, но и душу. Я это чувствовал. И не сдерживал своих чувств.
Отрезвили меня слёзы, которые текли в три ручья.
И когда я открыл
