не сгорал. Я падал на Пунди с высоты в десяток километров, повернувшись спиной, чтобы глаза не резало потоком набегающего воздуха. Было холодно и жарко одновременно, я бы предпочёл умереть, но организм упрямо цеплялся за жизнь.
Над Пунди ещё не наступило утро и город был особенно красив. Несколько пожарищ, устроенных муссами, ещё не потушили, но даже они добавляли пейзажу очарования. Горизонт, впрочем, розовел, готовилось взойти солнце, так старательно убивавшее меня в космосе. Ажурная линия космического лифта смотрелась особенно красиво — где-то высоко, в стратосфере, на неё уже упали первые лучи светила, и она сверкала будто пронзающий небо клинок…
Километрах в трёх над Пунди я лёг на воздух и приготовился разбиться в лепёшку. Я был совершенно гол, но в обожженных руках продолжал сжимать раскалённую рапиру. Кажется, я должен был упасть где-то в болотистой зоне города. Не пришлось бы прорывать дорогу наверх, захлебываясь вонючей жижей.
И тут рядом что-то мелькнуло.
Я повернул голову — и увидел человеческое лицо. Милая женщина лет тридцати, без ослепительной красоты рили, но очень симпатичная. И очень большеглазая. Ещё бы чуть-чуть — и глаза бы у неё вылезли из орбит. Женщина сидела на переднем сиденье маленького аэротакси, в отличие от наземных — дорогого и потому нечасто используемого. Впрочем, судя по переливчато-сверкающему платью, женщина была не из бедных.
Такси летело рядом со мной с такой синхронностью, которой мог добиться лишь автопилот. Даже не знал, что в аэротакси настолько продвинутые нейросети. Прозрачный пузырь кабины мягко светился, больше никого внутри не было.
Я успокаивающе помахал женщине рукой и чуть развернулся. Из деликатности. Будем считать, что моя голая задница выглядит приличнее, чем гениталии.
Женщина кивнула. На её лице появилось выражение лица человека, готовящегося к подвигу. Я это выражение хорошо знаю, с ним спорить бесполезно.
Такси скользнуло под меня и чуть притормозило.
Я рухнул на прозрачную крышу. Теперь моё лицо и лицо женщины разделяло сантиметров тридцать. Да если бы только лицо…
Вся деликатность пошла насмарку!
— Всё хорошо! — закричал я, хоть и понимал, что она не услышит. — Не волнуйтесь!
Меня содрало ветром, но юркое аэротакси вновь поднырнуло под меня и поймало на крышу. Ощутимо грубее, чем в первый раз.
— Мать твою, дай мне умереть! — завопил я.
Есть какой-то малопонятный даже мне порог, после которого организм приходит в норму. Скажем, синяки у меня порой остаются. А иногда нет. Маленький порез может заживать обычным образом, а вот если уколоться, даже крошечной иглой — исчезнет.
Сейчас мне не везло. Я ушиб несколько частей тела, они ныли, а я медленно и, кажется, с противным скрипом, сползал с кабины аэротакси. Как же эта штука называлась в фантастике… ах да, флаер… с кабины флаера…
В общем, я даже перестал сопротивляться. Сжимал покрепче рапиру и сползал. Вот передо мной появилось миленькое лицо… чёрные кудряхи… загорелая кожа… интересная женщина, что уж тут…
Я вновь сорвался с аэротакси.
Земля была уже совсем рядом.
Женщина оказалась из тех, что борются за мужика до последнего. Особенно если тот падает с небес голым, сжимая рапиру будто де Артаньян, и улыбается ей…
Может стоило скорчить страшную гримасу?
Бах!
Аэротакси подхватило меня метрах в пятидесяти над заросшим невысокими деревьями болотом. Подкинуло вверх, я описал дугу и, к счастью, в этот раз меня уже спасти не успели.
Я рухнул на деревья, пропорол спину корявым суком и, умирая, рухнул в грязь.
Господи, да как же хорошо иногда бывает умереть после того, как тебя так усердно спасали!
Я лежал на зеленой мягкой траве, глядя вверх и выставив в небеса рапиру. К счастью, тут оказалось не совсем болото, просто мягкая почва. Небо рассветало, наливалось розовым светом.
Потом рядом с басовитым урчанием моторов опустилось аэротакси.
— Ну ёшкин же кот, — пробормотал я.
Быстрые шаги.
Женщина склонилась надо мной.
— Вы живы?
Кажется, она была на грани истерики.
— Да, — ответил я безнадёжно. — Спасибо большое. Вы меня спасли.
Женщина опустилась рядом на колени и положила руку мне на грудь. От неё пахло хорошими духами, дорогим алкоголем, крепким здоровьем и разыгравшейся страстью.
— Не шевелитесь, — сказала она. — Я доктор. Мне надо вас осмотреть.
— Осматривайте, — согласился я. — Давно не играл в доктора. Лет, пожалуй, сто двадцать пять.
Женщина нахмурилась. Потом внимательнее всмотрелась мне в лицо.
— Вы Обращённый! — выдохнула она. — Никита?
— Так точно, — сказал я.
— О, Господи! — глаза у неё загорелись. — Что с вами случилось? Это негодяи муссы вас скинули?
Я задумался, как именно муссы могли бы меня скинуть из стратосферы. И ответил:
— Всё сложно. Но они точно замешаны.
— Никогда не думала… что встречу Обращённого… — её рука медленно скользнула по моей груди, дыхание участилось. — И так… неожиданно… в такой момент… и…
Она закусила губу.
В общем, выбора у меня особого не было.
Да и зачем?
Протянув руку, я мягко привлёк её к себе и поцеловал в губы.
— О… Обращённый… — прошептала она с почти религиозным пылом. Хлопнула рукой по золотистой броши на лифе платья — и то слетело с её плеч, раскрываясь, как тяжёлая броня Стерегущих.
Вот так космические военные технологии проникают в нашу жизнь, делая её проще и радостнее.
Звали её Каталин, родители были из Венгрии, но родилась она уже на Пунди. Придерживалась католической веры (не спрашивайте, как это возможно после Слаживания), была замужем, но в процессе развода (будем считать, что я верю), мятеж муссов застал её на вечеринке, откуда она ухитрилась сбежать на аэротакси — после чего кружила над городом и пила предусмотрительно захваченное шампанское всё то время, что я сражался, путешествовал на линкор, беседовал с Алексом и падал обратно на планету.
Уже рассвело, когда мы на аэротакси прилетели в её квартиру — просторную, уютную и миленькую, прямо как сама Каталин. Муж, с которым она разводилась, был где-то на экскурсии в другом городе, вместе с их маленькой дочкой. Я попытался принять душ, но благодаря Каталине эта простая гигиеническая процедура затянулась, переместилась в спальню, где я окончательно убедился в страстности венгерок и порадовался неутомимости организма Обращённого.
Потом я всё-таки пошёл в душ, снабженный новым бельём и слегка ношенной одеждой мужа, который находился в процессе развода и одновременно на экскурсии с дочерью.
Когда я вышел из ванной, бодрый и освежившийся, Каталина
