В этот момент их и подловили – как заигравшихся котят. Крикуны подкрались незаметно, из-за поворота, из тайных, чёрных дыр, из крысиных нор. Высыпали толпой. Сергею, который глубже всех зашёл в пещеру, не только опалило бок, но и отшвырнуло пламенем. Хорошо хоть он за мгновение до этого опустил шлем скафандра. Одновременно тонко и дико завыли крикуны.
Сергея отбросило на толстое стекло реактора, и он ударился затылком. В голове словно взорвалась световая граната. На мгновение он потерял связь с реальностью. Крикуны проскочили мимо, посчитав его убитым. Они вовсю голосили, периодически изрыгая пламя. От их крика некуда было скрыться. Он лишал воли, забирал последние силы и делал мир нереальным, фантасмагорическим.
Сергей поднял руку, с безразличием разглядывая, как пламя лижет перчатку. Ему показалось это даже смешным, ведь «булат» не горит. А потом, когда оно опало, с трудом приподнялся и плохо соображая, что делает, росчерком боевого посоха срезал толпу крикунов. Все рухнули, а один оказался юркий, как блоха, долго прыгал по машинному залу и даже сумел забраться под потолок, где был боевое пост. В панике, не надеясь на крик, он изрыгал пламя во все стороны. Горели стены, горел потолок, грели трупы крикунов. Сергей вслепую всё же достал его, прежде чем он юркнул за камни. Крикун с протяжным стоном сорвался вниз, но поднялся и, видно, потеряв ориентацию, кособоко пошёл куда-то в глубь пещеры, призывно сипя, как проколотое колесо, и тычась в стены.
Сергей добивать его не стал – времени не было. Где-то внутри горы слышалось ответное сипение. Пятясь, как краб, и ежесекундно ожидая выстрела или парализующего волю крика, Сергей отступил в предбанник. Он был пуст. Белели только обрывки бинта. Под норами хрустнула пустая ампула. Сергей выбрался в коридор. Там тоже никого не было. Позади снова раздался жуткий, душераздирающий вой. Задевая о плечом стены, Сергей поплёлся к лестнице, как водолаз, которому мешает течение. Но люк оказался наглухо закрытым. Под лестницей валялся брошенный посох. Сергей подхватил его и двинулся дальше. Крикуны были где-то рядом. Они кричали. Но, не видя противника, делали это больше для проформы, чем для дела. В этот момент почти погас свет. Фонари под потолком стали не ярче спички в ночи. Должно быть это и спасло Сергея. Он завернул за угол, и крики крикунов стали тише. Потом он свернул ещё раз, и ему стало совсем легко. Туман в голове рассеялся, и сознание прояснилось.
Ага, думал он, вот как оно действует. Правда, тревожное ощущение беды так и не покинуло его. Куда же все делись? – думал он, освещая себе путь огоньком на кончике посоха, и наткнулся на открытый колодец, который вел вверх. На следующем уровне было светлее. Здесь в низком сводчатом коридоре его внимание привлек очень знакомый звук. Там мог двигаться только лифт, задевая за стены колодца. Сергей побежал на звук, держа перед собой боевые посохи, как рогатины. Сводчатый коридор вывел его в знакомые помещения. Да это завод, сообразил он, разглядев в полумраке перила и лестницы цеха. Знакомые роботы с рубиновыми глазами по-прежнему делали аннигиляционные бомбы.
В этот момент дверцы лифта со скрежетом открылись и оттуда высыпали крикуны, вооруженные лазерными винтовками. В темноте Сергей не разобрал и даже окликнул:
– Жора!
И только когда раздался знакомый свист, предвещающий смертоносный крик, выстрелил из обоих боевых посохов.
Никто из них не ушёл. Даже шага не успел сделать. И только один долго смотрел на Сергей, не в силах пошевелиться, пока Сергей не убил его прицельным выстрелом в голову. После этого он заскочил в кабину лифта и нажал кнопку первого уровня. Двери закрылись. Кабина нехотя дёрнулась и поползла вверх.
У Сергея не было сил, он сел на пол и стал ждать. Как назло, лифт двигался долго и нехотя. Иногда он застревал.
***
Полковник Бастрыкин так и не застрелился. Он выпил полбутылки коньяка, посмотрел в небо, ожидая увидеть привычные земные звезды, но вспомнил, где находится, при каких обстоятельствах, и приуныл пуще прежнего.
Я всегда не дотягивал, подумал он. Всю жизнь. Мне потенциально не везло. Я никогда не выходил победителем. Даже здесь на Марсе. Хотя и не проигрывал. Такая у меня судьба, такая натура. Никуда от этого не денешься, потому как некуда. Не стреляться же, действительно, и засунул пистолет в кобуру.
Он воевал одиннадцать лет. Слишком много для одного человека. Вредно для здоровья и души. Душа-то ни в чём не виновата, думал он, вспоминая длинную-длинную войну. Я даже не помню, когда она началась, а главное – когда закончилась. Я словно до сих пор воюю. Иду в атаку с криком «Ура!» А главное – не выиграл. Нелепая привычка жить и думать, стараться впустую.
Впрочем, надо было действовать, а не распускать нюни. Какая разница, как я умру, подумал он, и окончательно встряхнулся. Не суть важно, что на Марсе, что на Земле. Есть такая заповедь у разведчиков: «Не ной, не скули и не ищи другой смерти, а забирай свою и проваливай!»
Чёрный, удушливый дым стлался над тротуаром, из окон через дорогу било пламя, наискосок что-то грохотало и елозило. Оттуда ударила волна жара. Но самое удивительное заключалось в том, что у полковника оказался вчистую разбитым стекло шлема, а лицо – порезано осколками. Вначале он не заметил этого – даже приложившись к фляжке и, только закашлявшись, обратил внимание, что дышит не через РС, а грязным воздухом пещеры. Как и когда с ним это произошло, он так и не понял. Времени удивляться не было. То, что елозило невдалеке, урча, выбралось из-за дыма на перекрёсток, превратилось в странный танк с короткой, толстой пушкой, похожей на хобот. Эта пушка, как хобот у слона, изгибалась и поворачивалась во всем стороны. А стреляла она белесыми шарами, и они с тихим жужжанием, расширяясь в полете, ударяли в здание, прилипали к стенам и горели ровным мерцающим светом. Камень плавился и стекал, как стекает расплавленный шоколад. Вот это да, удивился полковник и привычно стал делать обходной маневр. Однако ещё один такой же танк показался сзади и принялся сжигать дом, выходящий углом на площадь. За танком мелькнули странные люди с оружием в руках. Над ними пронеслось удивительный самолет, похожий на огромную стрекозу.
Бастрыкин быстро сообразил, что делать. Рыбкой нырнул в окно первого этажа и, не разбирая дороги, побежал вглубь помещения, путаясь в грудах слежавшегося мусора, ежесекундно ожидая выстрела в спину. Он радовался, что не забыл прежних навыков и что тело слушается его по-прежнему. Мешал только живот. Но это, рассуждал полковник, дело поправимое. Побегаю, попрыгаю, и рассосётся.
