Ознакомительная версия.
«Никакой. В том-то и фокус. Можно подумать, прежде ее было завались!»
«Верно, все лучше, чем раньше. Вот только долго ли мне жить?»
«Да какая, к черту, разница? Выживешь — чудно, а нет, так о ком жалеть? О том, кого ненавидишь?»
Джил не нашлась с ответом. А потом ей стало ясно, что ответ лежит на поверхности. Если не получается жить с достоинством, всегда можно достойно умереть. И возможность эта дорогого стоит. Осознав это, Джил ощутила в себе разительную перемену. Она перестала бояться. Все ее прежние невзгоды, все дикие необъяснимые события последних дней представлялись ей теперь сущими пустяками в свете открывшейся ей немудреной истины. Ее внутренняя крыса оказалась надежно заперта в тесной клетке, которую Джил чувствовала под своим солнечным сплетением. Крыса была еще жива. Она отчаянно металась в своей западне, набрасывалась на толстые прутья, пыталась их перегрызть, но — тщетно. А Джил была спокойна. Словно и не ее страх, не часть ее самой сейчас агонизировал. Джил улыбалась. Но потом она услышала в себе невнятный шепот. С ней говорил инстинкт. «Не убивай до конца! Нельзя!» — так истолковала Джил его призыв.
«Хорошо, — решила она — Попробуем!»
«Не бузи, пушистик! — приказала Джил крысе — Ты мне, возможно, еще пригодишься. Когда-нибудь. А теперь — спать!»
Крыса подчинилась беспрекословно.
К вечеру четвертого дня Джил поняла, что готова уйти.
— Я ухожу. — сообщила она Лече.
— Что ж, в добрый путь, — ответил он — Что будешь делать со своим воздыхателем?
— Не важно. Я его больше не боюсь. То есть, не то, чтобы не боюсь. Я тут поняла кое-что. Все мои страхи — они не снаружи, они внутри меня. Я боюсь не кого-то или чего-то, а боюсь за себя. Дорожить можно чем-нибудь стоящим, а я — дешевка. Поэтому пусть он или они делают, что хотят. Мне теперь без разницы…
— И что, позволишь им себя убить? — усмехнувшись, процитировал Леча ее собственный вопрос, который Джил задала при первой их беседе.
— Ну уж нет! — уверенно ответила Джил — Постараюсь выкрутиться. Дешевкам тоже жить охота!
Леча, прищурив глаза, посмотрел на нее долгим взглядом. Теперь перед ним была уже совсем не та девушка, которую он защитил от бродяг несколько дней назад. Леча разбирался в людях. Она по прежнему была слаба. И телом, и духом. Но у ее духа сейчас были все перспективы окрепнуть. «Да укрепит тебя Всевышний на пути твоем!» — мысленно пожелал он ей.
— Понадобится действенная помощь, ты знаешь, где меня найти! — предложил он.
— Спасибо, Леча! Если бы я знала, в чем именно она может понадобиться! Но, думаю, вскоре я это выясню. Или оно само выяснится.
— Куда направишься?
— Сначала на работу зайду. Сегодня как раз моя смена. А там — как пойдет…
Попрощавшись с Обществом, Джил вышла на улицу. Солнце еще не зашло. Оно висело в сиреневом вечернем небе, задевая краем крыши небоскребов, огромное и красное. На него можно было смотреть, не жмурясь.
«Красивое…» — подумала Джил — «Почему я раньше не замечала?»
— Эй, телка! — услышала она грубый окрик — А ну-ка, дуй сюда!
Джил обернулась. А-а, ну да… Старые знакомые. Джил ухмыльнулась, изобразила средним пальцем фаллический символ и показала его бродягам.
— Еще есть вопросы?! — крикнула она. Не дожидаясь ответа, повернулась к ним спиной и, не спеша, пошла своей дорогой. Догонять ее никто не стал.
Когда Джил добралась до «Одноглазой Луны», веселье там было в полном разгаре. Не в самом заведении, конечно, а на улице перед входом. Движение было перекрыто. С одной стороны его перекрывала полицейская машина, а с другой — реанимобиль «неотложки». Машины уныло перемигивались между собой проблесковыми маячками, словно жалуясь друг другу на свою собачью работенку. Рядом с шикарным красным «Поршем», который, как помнила Джил, принадлежал одному из завсегдатаев «Луны», лежал труп. Вокруг него суетился полицейский фотограф, выбирая наилучший ракурс для снимка. Джил неожиданно вспомнила, как однажды ей довелось побывать на выставке, где были представлены фотографии, выуженные из архивов полицейского управления Лос-Анджелеса. На выставку ее затащил один из мимолетных кавалеров, который подцепил ее как-то на автобусной остановке. Странный был парень. Не похожий ни на одного из тех, кто обычно проявлял к ней интерес. Рот у него не закрывался ни на секунду. Он непрерывно нес какую-то ахинею о высоком искусстве, о космическом предназначении творческого начала и прочее в том же духе. Даже ночью, неумело и наспех пользуя Джил, он умудрялся пространно рассуждать о игре светотени на полотнах импрессионистов. А на следующий день парень потащил ее на ту самую выставку. Фотографии относились к 30-м годам двадцатого века, эпохе Великой Депрессии и сухого закона. Черно-белые снимки, запечатлевшие для истории места преступлений, допросы, несчастные случаи, последствия гангстерских разборок, лица злодеев, их жертв и разгребающих все это дерьмо блюстителей общественного порядка. Вот разгромленный в ходе полицейской облавы склад подпольных бутлегеров. Вот портрет женщины, демонстрирующей телесные повреждения, нанесенные ей уличным грабителем. Черты лица у нее тонкие и правильные. В наклоне головы и изгибе руки, придерживающей приспущенную с плеча блузу, сквозит невыразимое трепетное изящество. Фотограф явно хотел сравниться с мастерами Возрождения. Вот еще одна женщина. Ей повезло меньше. Вместе с кошельком какой-то гаденыш забрал у нее и саму жизнь. Она покоится на больничной каталке. Она уже побывала на приеме у патологоанатома, она выпотрошена и зашита. Стежки т-образного шва, идущего от низа живота до солнечного сплетения и вдоль подреберий, крупные и грубые. Но очень фактурные и выразительные. Вот еще забавная картинка: железнодорожный пейзаж, десяток расходящихся веером рельсовых путей. На переднем плане — обезглавленное тело. Подвыпившего чудака, уснувшего на путях, переехал поезд. Голова отсутствует. Предположительно, ее утащила бродячая собака. В отдалении стоит группа детективов. Они курят и о чем-то весело беседуют. Комментарий под снимком: «Инспекторы Ричардс, Симпсон и Клейн осматривают место трагедии. Потерпевший — Джон До (личность не установлена по сей день).»
Хотя Джил ни черта не смыслила в искусстве, даже она поняла, что для тех, кто это снимал, процесс съемки был чем-то большим, нежели просто исполнением рутинных обязанностей. Сукины дети, выставляя экспозицию, явно искали среди грязи человеческой проблеск высшей гармонии. Искали почти с сексуальным удовольствием. Искали и находили. Нынешний фотограф занимался тем же самым. Джил осознала это с тошнотворной ясностью.
Ознакомительная версия.
