силы и бросается грудью на пулемет, а бывалый ветеран наоборот – не может вставить обойму в оружие из-за трясущихся рук, когда самый важный патрон в патроннике дает осечку, когда часы, надежно идущие вот уже десять лет и имеющие гарантию работы в вакууме, на глубине трехсот метров и в жерле работающего вулкана, встают и все тут.
Когда начинается настоящее дело, тут может произойти все что угодно. А права на ошибку у нас нет. Ведь есть еще план «Б», который подразумевает, что мы облажаемся и придется убрать всех, кто пришел за девушкой, включая и наряд полиции, замаскировав это под битву двух суперов. И план «С», включающий уход на зимние квартиры, глубокую конспирацию и поддельные документы. И опять-таки отрывание голов причастным. Искренне надеюсь, что больше в этой моей новой жизни не придется ничем таким вот заниматься, и я наконец смогу продолжать бить баклуши в школе и охмурять местных красоток своей неотразимостью. Хотя бы еще годика два-три.
– Стрелки и знаки, которые мы нанесли на стены тоннеля, видны только в инфракрасном свете. Если кто просто с фонарем сунется, ничего не увидит, поэтому подсветку надо включать обязательно. По этому пункту обязательно несколько раз пройдитесь, – говорю я Майко, и та кивает, мол, будет сделано. А то переключатель на этом фонарике маленький, можно дрожащими руками и не включить. Может, ей пластиковый шарик какой припаять сверху – для удобства? Да не, ну это уже перебор будет, она же не ребенок и не инвалид какой, справится.
– Понятно. Что еще? – Майко продолжает меня удивлять своей сосредоточенностью и целеустремленностью. Все-таки внешность бывает обманчива, ну а уж с ней-то эта поговорка в сто раз более актуальна.
– С Читосе-сан пока все. Читосе-сан, – обращаюсь я к ней, – пока, пожалуйста, подождите нас, мы с Майко должны достать тело из холодильника, хорошо? – Читосе сглатывает и быстро-быстро кивает головой.
– У тебя молоток или топор найдется? – спрашиваю я Майко, вставая со стула. – И пленка полиэтиленовая, рулонов пять. А то изгваздаем мы тебе тут все…
Нанасэ-нээсан плакала. Почему? А вот кто ж его знает. С самого утра я развил бурную деятельность – выписка пришлась на субботу, а выписывают в больнице только после двенадцати. У меня была куча времени, да и Майко вызвалась помочь. Мы сделали генеральную уборку, почистили все, что только можно, а потом Майко сгоняла на рынок и купила свежих овощей и фруктов, а еще рыбу и мясо. И я принялся хозяйничать на кухне, потому как Майко-чан допускать до готовки можно только в крайнем случае. Я хотел, чтобы сестренку Нанасэ дома встретил уют, порядок и готовый обед. Подготовив все, что можно (я даже цветы в вазу поставил!), мы с Майко сели в ее желтую дорожную молнию и рванули за Нанасэ.
Выписали ее без проблем, врач передал несколько таблеток и велел принимать обезболивающее, если нога будет беспокоить. Майко, не слушая возражений, легко подняла Нанасэ-нээсан из коляски и донесла до машины. А возле дома – также донесла до двери в квартиру, не слушая никаких возражений сестрички Нанасэ о том, что «я бы и сама дошла» и «да у меня и нога почти не болит уже». И вот, я открыл дверь, Майко на руках, словно новобрачную, внесла Нанасэ в нашу квартиру, где Джиро-сама сделал ремонт, а мы с Майко вылизали все до блеска, где пахло приготовленной свининой с имбирем и рисом, а на столе в вазе стояли ее любимые нарциссы.
Нанасэ посмотрела вокруг, посмотрела на нас с Майко и заплакала. Майко перенесла ее на диван, что-то тихо говоря на ухо, а я поставил чайник на огонь и разложил приборы на столе.
– Какие вы хорошие… – сказала Нанасэ сквозь всхлипы. – Даже дома прибрались и обед приготовили. А в больнице у них рис невкусный, такой, словно пластик на зубах. И я скучала по дому, Синдзи, по тебе скучала. Ты такой у меня молодец, настоящий мужчина.
– А то! – оскалила зубы в ухмылке Майко. – Ты даже не представляешь, какой он у тебя молодец, На-на-тян. Этот твой братик в свое время наделает дел, чует мое сердце. Девчонки у твоего порога в очередь будут выстраиваться.
– Майко-сан, спасибо вам большое, что присмотрели за моим непутевым братиком! – пытается изобразить догэдза Нанасэ, но Майко ее удерживает на месте и говорит, что пустяки, что «этот вот» никаких проблем не доставил, да и поведение у «этого вот» было вполне приемлемым, хотя и пытался он приставать да подглядывать… да шучу, шучу, Нана-тян, что ты в самом деле…
– В самом деле, Майко, не делай моей сестренке нервы, как говорят в далекой Одессе, – сказал я, наливая всем чай, – у нее и так стресса хватает. И вообще, тебе домой не пора?
– Слушаю и повинуюсь, мой строгий господин! – прежде чем я успеваю ее остановить, Майко падает ниц передо мной, изображая не то египетскую рабыню перед фараоном, не то провинившуюся младшую жену перед султаном. Я только глаза закатил.
– Действительно, заболталась я, а ты устала с дороги и больницы, – прощебетала Майко, уносясь в прихожую: – Син! Я за тобой заеду с утра!
– Хорошо, – буркнул я, смотря, как за Майко захлопывается дверь. Удаляющийся топот – и мы остаемся одни.
– Онээсан? – спрашиваю я у Нанасэ, которая со странным лицом смотрит на меня.
– Синдзи-кун, – говорит она, выпрямляя спину, – скажи мне, только честно. Очень-очень честно скажи мне.
– Что? – не понял я. Ну, то есть, конечно, я буду честен с Нанасэ-онээсан. Я всегда был честен с ней и никогда ничего не скрывал, мы же одна семья, я ее брат, она моя сестра. Никогда не врал и не скрывал. Кроме разве что журнальчиков с голыми «старшими сестричками». И оценок в школе. И того, что у Синдзи-куна нет друзей. И того, что мы с Майко-чан недавно приняли смертельный бой прямо вот на этом месте, где мы сейчас сидим и пьем чай. И того, что у меня теперь есть сверхспособности.
Например, руки вырастить. Ах да, еще я скрываю, что у меня руки отрезали. И что я помер вот тут от потери крови – тоже скрываю. И уж тем более я ни слова не скажу о том, куда мы с Майко собираемся завтра, потому что по моим расчетам именно завтра часов в одиннадцать труп, который мы достали из холодильника, оттает и можно будет отбить ему молотком лицо до неузнаваемости, а татуировки и родимые
