потому я был крайне нервным. Зря они это делали. Очень зря. Я остановился рядом с церковником, который попытался броситься на меня и сейчас лежал в грязи, содрогаясь от боли в челюсти. Он был далеко не молодым, а потому уже наверняка успел накопить авторитета среди своих подчинённых.
- Его. – показал я стволом пистоля на воина.
Сезар подошёл ко мне сбоку и посмотрел с немым вопросом, мол: «Точно ли это необходимо?». В ответ я лишь кивнул ему и сур просто пожал плечами, снимая с пояса моток толстой пеньковой верёвки, которую стал на ходу вязать в петлю. Пусть пальцы сура были толстыми, но делал он это настолько умело, деловито и спокойно, что у меня пробежали мурашки по спине.
Подойдя к церковнику, он рывком вернул в его положение стоя на коленях, после чего набросил удавку на шею, укрытую платком. Остальные пленные церковники стали мгновенно дёргаться, смотря за тем, как затянул Сезар петлю на шее немолодого рыцаря. Мгновение и петля плотно обжала горло воина. Бородач перекинул второй конец верёвки через плечо и попёр к лесу словно бронепоезд, совсем не замечая какой вес он тащит за собой. В нём было столько сил, что лишнее тело он совсем не считал за дополнительный вес. Церковник моментально затрепыхался из стороны в сторону, заскрёб пальцами по верёвке, продолжавшей всё сильнее и сильнее сжиматься вокруг его горла. Церковник замычал, заорал, но ничего так и не смог сделать.
- Он будет первым, кто падёт из-за того, что вы решили думать не головой, а замещать свои мысли надуманными заповедям, которые сейчас вас никак не защитят. У вас есть последний шанс, уроды церковные!
Опять никто не пожелал говорить со мной. Я вздохнул, понимая, что разговор уж слишком долго не клеится, а потому махнул Сезару, который уже успел подтащить дёргающегося воина к одному из ближайших деревьев и перекинул свободный конец верёвки через балку. Увидев мою команду, бородач стал медленно натягивать верёвку, поднимая трепыхающееся тело церковника над землёй. Церковник из последних сил стал цепляться за жизнь, стараясь хоть на мгновение оттянуть собственную смерть. Его тонкие пальцы с отросшими ногтями скоблили толстые волокна пеньковой верёвки, он пытался просунуть пальцы под верёвку, но это было бессмысленно. Одна из самых страшных смертей вскоре настигла этого воина, отдавшего свою жизнь ради собственных богов. Воин сучил ногами, трепыхался в петле, рвался к жизни, как никогда раньше, но вскоре погиб, полностью перестав подавать хоть какие-то признаки жизни. Руки его опустились и повисли плетьми по бокам туловища.
- Смотрите на него! – закричал я на пленников, указывая пистолем на медленно покачивающийся в петле труп, - У него точно была семья, точно были родственники, которых он бросил ради службы Высоким Предкам. Впрочем, он мог бы ещё жить, если бы решился подумать содержимым собственной черепушки. Вы повторите судьбу этого офицера, если не последуете моему совету. Что для вас важнее: жизнь или информация, которую я так или иначе получу.
Рыцари продолжали молчать, и я приказал вешать одного за другим. Мне надоело сюсюкаться с пленными, а никакой другой выгоды, кроме как информации, они для меня не несли. Золото? У меня его полно, а возиться с несколькими десятками тел, не получая ничего взамен – это пустая трата ресурсов и времени.
Придорожный лес стал понемногу «украшаться» этой необычной гирляндой из тел мёртвых церковников. Каждый из них наверняка хотел бы жить, но не решались рассказать мне нужную информацию. Быть может, они просто не знали ничего, что могло бы мне пригодится? Вполне возможно, но в глубине я понимал, что не просто так Пороховая Мануфактура прикрыта тремя сильными монастырями, только один из которых выступал как мой союзник.
Я смотрел на мертвецов, тут и там разбросанных на дороге и висящих на крупных ветках придорожных деревьев. Для меня несколько лет назад это было бы просто ужасно, но сейчас почему-то такая картина не трогала ни одной струны моей души. Пора было переставать мягким командиром, мягким противником, которого просто не боятся противники. Я уже попытался быть добрым, уже пытался быть мягким, но это принесло только лишнюю кровь, которая теперь останется на моих руках.
- Я расскажу!
Этот крик на ларингийском заставил меня внутренне улыбнуться. Я перестал скучающе блуждать взглядом по телам мёртвых церковников и посмотрел на человека, что всё же решил прекратить мучения собственных товарищей. Как и ожидалось, расколоться решил именно что недавний послушник, не так давно получивший сан и возможность биться в церковных рядах. Схватив его за шиворот, я потащил парня в сторону, чувствуя, как он дёргается, проделывая борозду своим телом. Оттащив не самого тяжёлого церковника на добрые пятнадцать метров, я пинком отправил его лежать на спине.
- Рассказывай! – приказал я парню, направляя ему в лицо ствол пистоля.
- На мануфактуре всего пятьдесят воинов! Таций собрал всех, кто умеет воевать «огненным боем», да канониров, чтобы отправится против Рюгленда!
- Там есть пушки и порох?
- Есть! Даже когда Таций приказал забрать большинство орудий, то там всё равно осталось двадцать пушек на стенах! Пороху не знаю сколько, но запасы там всегда были приличные! Варили его постоянно, так что набрать получится много!
- Откуда знаешь?
- Мой брат там служит? – поняв, что сказал несколько запутанно, испуганный парень пояснил, - Настоящий брат, не по вере. Мы с ним на религиозных празднествах встречались, а о службе он всегда говорить горазд. Ты, король, захвати мануфактуру и будет тебе удача!
- Слабые места есть?! – для большей сговорчивости я вжал ствол пистоля в грудь сдавшегося воина.
- Не знаю, король! Наверняка есть что-то, но точно сказать не могу! Я всё-таки в монастыре службу несу, а не при мануфактуре!
