Напускная непринужденность Лоргара была близка к тому, чтобы рухнуть. Несущие Слово чувствовали это, даже если люди – нет.
- Кто ты? – спросил он.
- Я – Ингефель Избранная, - улыбнулась она, словно сама невинность и доброта. – А скоро – Ингефель Вознесшаяся. Я твой проводник, помазанный богами.
Дикарка указала на равнину, словно та заключала в себе весь мир. Более того, она указала на изуродованную варпом пустоту над ними.
- А этот мир, - развела она раскрашенные руки щедрым жестом, - Кадия.
Такой первый контакт можно было назвать уникальным.
Никогда раньше имперцев не ожидали подобным образом. Никогда раньше их не встречала примитивная культура, которая не просто приветствовала их, но еще и не выказывала страха перед огромными закованными в доспехи воинами, ходившими среди них. «Громовой ястреб» вызвал некоторое любопытство, хотя примарх и предупредил Ингефель, что орудия машины активированы и управляются сервиторами Легиона, которые откроют огонь, если кадианцы подойдут слишком близко.
Ингефель отогнала любопытных от десантно-штурмового корабля Несущих Слово. Она изъяснялась быстро и вычурно, щедро пронизывая каждое предложение ненужными словами. Только обращаясь к Лоргару и его свите, она, казалось, оставляет от языка одну сердцевину для краткости и ясности, явно говоря скорее по-колхидски, чем по-кадиански.
Лоргар прервал рассказ сына обеспокоенным взглядом.
- Ты взрыкиваешь, когда говоришь.
- Я не нарочно, сир.
- Я знаю. Твой голос разделен подобно твоей душе. Я вижу это своим психическим чувством – на меня смотрят два лица, четыре глаза и две улыбки. Никто не узнает об этом, кроме, разве что, моего брата Магнуса. Но чтобы понять истину, достаточно просто вслушаться. Уши смертных узнают о твоем несчастье, Аргел Тал. Тебе следует научиться скрывать его тщательнее.
Капитан замешкался.
- Я был уверен, что буду уничтожен, как только расскажу вам все это.
- Это возможно, сын мой. Но мне не доставит ни малейшего удовольствия зрелище твоей смерти.
- Будет ли Зазубренное Солнце вычеркнуто из архивов Легиона?
Перед ответом Лоргар рассыпал по пергаменту чистый мелкий песок, подсушивая чернила, которыми он записал последние слова.
- Почему ты спрашиваешь?
- Потому, что некогда триста воинов были верны, а теперь в живых осталась едва ли сотня. Из трех рот сохранилась одна целая. Деймос мертв, убит на Кадии. Сотня наших братьев пропала в шторме, их забрал варп вместе со «Щитом Скаруса». И вот теперь моя рота возвращается разбитой и… изменившейся.
- Зазубренное Солнце всегда будет уроком для Легиона, - произнес Лоргар, - вне зависимости от того, чем кончится Паломничество. Есть вещи, о которых никогда нельзя забывать.
Аргел Тал вздохнул. В звуке вдоха сквозил шепчущий звук. Нечто смеялось.
- Я не хочу говорить о Кадии, сир. Вы и так знаете все, что мне известно о произошедшем на поверхности. Ночи, проведенные в беседах с Ингефель и старейшинами племен. Сравнение наших звездных карт с их примитивными изображениями небес. Их рисунки Ока Ужаса и то, насколько кадианские изображения шторма совпадали со свитками нашей Старой Веры, - Аргел Тал усмехнулся, в звуке не было ни малейшего веселья. – Как будто нам были нужны еще доказательства.
Лоргар внимательно рассматривал его.
- Что такое, сир?
- Шторм, опустошающий этот субсектор. Ты назвал его «Оком Ужаса».
Аргел Тал замер.
- Что… Да. Придет время, когда его будут называть так. Когда оно шире распахнется в пустоте, когда дрожащий Империум будет видеть в нем ад этой галактики. Драматичное имя, данное плывущими в пустоте величайшей загадке глубин. Его внесут в карты и оцифруют для картографических баз данных. Человечество наделит его этим именем так же, как дети дают имена своим примитивным страхам.
- Аргел Тал.
Сир?
- Кто говорит со мной? Это не твой голос.
Капитан открыл глаза. Он не мог припомнить, чтобы закрывал их.
- У него нет имени.
Лоргар помедлил с ответом.
- Я думаю, что есть. У него есть личность, такая же сильная, как твоя. Но оно дремлет. Я чувствую, как оно рассеяно внутри тебя. Твое тело приняло его в свои клетки, будто… - тут он снова замолчал. Аргел Тал часто задумывался, каково это – видеть жизнь на всех возможных уровнях, даже на генетическом – жизнь и смерть миллиардов едва различимых клеток. Обладали ли этой способностью все примархи? Или только его? Он не знал ответа.
- Простите, сир, - обратился он к Лоргару. – Я буду держать глаза открытыми.
Дыхание Лоргара участилось. Ни один человек без аугметики не смог бы заметить перемену в сердцебиении примарха, но чувства Аргел Тала превосходили человеческие во много раз. На самом деле, теперь они превосходили даже возможности Астартес. Он мог расслышать, как едва слышно поскрипывают от напряжения металлические стены камеры. Дыхание стражи по ту сторону закрытой двери. Стремительный шепот лапок насекомого в вентиляционной шахте.
Он замечал за собой эту чуткость и раньше, на борту «Песни Орфея» за время семимесячного дрейфа в попытках покинуть Око. Ощущение приходило много раз, но сильнее всего в моменты, когда он утолял жажду кровью братьев.
- Я вижу, как в тебе борются две души, и жестокость в твоих глазах. Хотел бы я знать, - признался примарх, - благословлен ли ты или проклят.
Аргел Тал рыкнул, обнажив многочисленные зубы. Улыбка принадлежала не ему.
- Разница между богами и демонами главным образом зависит от стороны, на которой вы находитесь.
Лоргар записал его слова.
- Расскажи мне о последней ночи на Кадии, - сказал он. – После религиозных споров и собраний племен. Меня не интересуют недели изучения и обрядов в нашу честь. База данных флота забита свидетельствами того, что этот мир, подобно множеству других, имеет общее со Старой Верой.
Аргел Тал облизнул зубы. Это все еще была не его улыбка.
- Нет никого ближе.
- Да. Никого ближе, чем Кадия.
- Что ты хочешь знать, Лоргар?
Примарх остановился, услышав собственное имя, произнесенное сыном столь обыденно и неуважительно.
