— Достаточно уже и того, что это моя душа, — язвительно, в тон ему, ответила Ёрри.
— Была б не ваша, я бы с вами о ней и не разговаривал.
— Да вы хам и наглец!
— Душу, — продолжал настаивать Кэсиан. — Я жду.
— Напрасно ждете. Вы ничего не получите.
— Вам что, жалко? Всего лишь одна душа — и я уйду и перестану вас беспокоить.
— Если бы я раздавала свои души направо и налево, по первому требованию каждого встречного, вздумавшего попросить их у меня, то очень быстро превратилась бы в бездомную бродяжку, а то и вовсе утратила бы божественность, — решительно заявила Ёрри. — И потом, почему вы говорите об этой душе так, как будто это какая–то вещь, которой можно распоряжаться свободно, не интересуясь ее согласием? Идэль вполне счастлива тут и совершенно не желает покидать мои сады отдохновения. Как вы можете столь цинично и пренебрежительно относиться к чужому выбору? Как вы можете…
— Эту лапшу вы будете вешать на уши смертным, а не мне — нетерпеливо перебил ее Кэсиан. — У меня не так много времени. Давайте душу, и я уйду.
— А если нет, что тогда?
— Вы действительно хотите это узнать?
— Не надо мне угрожать. Тем более — в этом месте, где моя власть наиболее велика. Для вас это ничем хорошим не кончится.
— Я? Угрожаю? И в мыслях не было, а вот вы, похоже, пытаетесь. Знаете что? Скажу откровенно, уж извините за грубость, но я смотрю и вижу, что за последние пятнадцать тысяч лет, пока меня не было в этой метрополии, вы, маленькие самодовольные божки, порядочно зажрались и потеряли всякий страх.
— Грубиян. Убирайтесь, или я велю своим стражам вышвырнуть вас отсюда.
Кэсиан вздохнул. Разговор зашел в тупик. Впрочем, этого и следовало ожидать. За пятнадцать тысяч лет о нем забыли. Перестали уважать. Это было неправильно, и с этим что–то нужно было делать…
Он призвал свою Силу. Внешний его облик изменился. Среди его аватар и проекций была одна, которую он обычно делал активной в таких случаях — сувэйб темного божества кошмаров, могущественный и располагавший всем тем, чего обычно так недоставало задумчивым и интеллектуальным Владыкам Снов: грубой мощью и устрашающей внешностью. Ёрри отшатнулась. Небо за спиной человека, превращающегося в многорукое и многоголовое чудовище, потемнело. Царство Чар приблизилось к крошечному мирку Ёрри и готовилось вобрать его в себя; темное небо напоминало все утончающееся и утончающееся стекло, за которым роились кошмарные, невообразимые создания, встретиться с которыми можно лишь в тяжелом сне или в наркотическом бреду при передозе: сейчас все эти орды отнюдь не миролюбиво настроенных существ готовились сделаться реальными, как только стоявшая над ними Сила откроет для них врата и снимет все ограничения, обычно препятствующие таким, как они, появляться в Царстве Сущем.
— Пожалуйста, давайте не будем все усложнять, — устало предложил Кэсиан.
* * *
…он встал и пошел, и когда приблизился к дверям, то Кэсиан, пряча улыбку, отступил в сторону, пропуская человека вперед. Дэвид переступил порог. Зажглись колдовские светильники, озарив комнату ровным, неярким светом, и Дэвид увидел лежащую на кровати молодую женщину. В первую секунду он не узнал ее — слишком давно не видел и не был готов увидеть снова, во вторую — узнал, но не смог поверить своим глазам. Он подумал, что видит призрак или мираж. Дэвид беспомощно оглянулся… в чем смысл этой дурацкой шутки? Его взгляд натолкнулся на ироничную улыбку Кэсиана, и, так ничего не сказав, Дэвид повернулся обратно. Мираж не растаял, девушка — одетая так же, как тогда, когда они впервые встретились в Академии Волшебства — все еще была здесь. И чувство связи, образовавшееся, когда они вместе прошли Рунный Круг, и исчезнувшее, когда выпущенная из Арбалета Ненависти стрела лишила ее жизни, вновь пробудилось и засвидетельствовало: это она. Это не сон и не мираж.
Дэвид бросился к кровати. Упал на колени, сжал ее руки в своих. Глаза Идэль по–прежнему оставались закрытыми, она казалась погруженной в глубокий сон или в транс.
— Что с ней? — Он опять оглянулся и тут же повернул голову обратно. Его охватил беспричинный страх: почему–то казалось, что если он потеряет ее из виду, то она станет миражом и исчезнет опять.
— Просто спит, — ответил Владыка Снов. — И скоро проснется.
— Но как… каким образом вы…
— Глупый вопрос, по–моему.
— Вы забрали душу из ёррианского рая и дали ей новое тело?
Кэсиан кивнул. И добавил:
— И новый гэемон.
После паузы Дэвид тихо спросил:
— Но что, если она захочет обратно?
— Я привел ее способности, сознание и психику к тому виду, в котором они находились на момент смерти. Память о ёррианском рае у нее сохранилась. Но оценивать эти воспоминания она будет не с позиции находящейся под кайфом душонки, целиком растворившейся в неземном блаженстве от созерцания своего бесценного божества, а с позиции обычной земной женщины — влюбчивой, местами рациональной, местами стервозной и взбалмошной — в общем, такой, какой она была раньше.
— Спасибо, — сказал Дэвид. Он испытывал огромное чувство долга перед Обладающим, вернувшим ему женщину, которую он любил больше жизни, но не мог заставить себя отвернуться от Идэль даже ради того, чтобы поблагодарить Кэсиана.
— Помни о том, что я тебе сказал, — напомнил Владыка Снов. — Твое везение кончилось. Если ты хочешь семейного счастья, советую найти тихий, спокойный мирок и зажить там в свое удовольствие. В Хеллаэне ты опять во что–нибудь влипнешь, и заимствованная удача тебя уже не спасет.
— Хорошо. — Дэвид кивнул. Впрочем, сейчас он был готов согласиться с чем угодно. — Наверное, мы так и поступим…
Он спросил еще что–то, но Владыка Снов не ответил. Когда, по прошествии некоторого времени, Дэвид все же собрался с духом и быстро обернулся к дверям, чтобы понять, почему молчит Кэсиан, то никого не увидел. Существо, пересекающее порог между воображаемым и чувственным миром также легко, как Дэвид пересек порог между гостиной и спальней, покинуло человеческий мир и опять ушло куда–то туда, в невообразимую высь, ведомую лишь богам и Обладающим Силой.
А Дэвид остался. Он сидел на кровати и, не отрываясь, смотрел на жену. Глаза щипало, и ему приходилось прилагать немалые усилия, чтобы не раскиснуть окончательно. Идэль сладко потянулась во сне. Она должна была вот–вот проснуться. Вот сейчас…
* * *
Вилисса и Эдвин сидели на противоположных концах длинного, загруженного винами и деликатесами стола. Вдоль стола сновали двое вышколенных слуг — наполняли бокалы хозяйки замка и молодого барона, приносили им те или иные блюда. Эдвин, как обычно, ел много и с аппетитом, Вилисса отщипывала по кусочку, критиковала поваров и высказывала различные безумные идеи относительного того, что еще можно было бы добавить в кушанья. Хотя в замке имелся генератор продуктов, готовили пищу всегда — или почти всегда — живые люди. Вилисса утверждала, что генератор продуктов сообщает приготовленной пище какой–то тонкий неестественный привкус. Эдвин никогда ничего подобного не замечал, но он, будучи умным мальчиком, никогда и не спорил. С его точки зрения, дело было в другом: если тетушка начнет пользоваться генератором, критиковать за то, что полученный результат не удовлетворяет всем ее высоким требованиям, ей придется исключительно себя саму — а это конечно же недопустимо. Кроме того, пользоваться генератором — это не комильфо.
