передать на сушу?
— Попыталась. Кажется, тогда и оступилась. Они либо перехватили мое сообщение, либо узнали, что я его отправила. Не уверена, что его получили. Я ведь проследила за Артуром из «четверки»… Подслушала его разговор с каким-то странным мужчиной. Несколько раз видела его на острове, он приезжал к директору. Поняла, что они все заодно…
Видимо, она срисовала Лазаря. Я кивнул.
— Все так. Только я тоже все это выяснил. Черт, София, ну зачем ты полезла…
— Думала, успею сбежать, — виновато улыбнулась надзирательница. — Хотела сама выбраться с острова. У меня ведь дар странный… Дед говорил, это потому, что у нас в роду была водяница. Русалка по-вашему… На моего прапрадеда на русальной неделе водяницы напали. Он отбился и на одну крест надел — а она ему и покорилась. Красивая была, просилась с ним пойти. Он как раз овдовел, вот и привёл её домой, стал жить как с женой… Вот потому, говорят, нас всегда вода любила. Но это все сказки. Просто такая мутация… Я ведь могу… Могла… У меня могло получиться переплыть пролив в бурю. Я ведь хотела…
Я провел ладонью по лицу. Проклятье… Так вот зачем Тьма так хотела, чтобы я нашел Софию. Тьма все знала. И про мою способность и про дар этой девушки…
Кажется, Роман догадался, о чем я подумал — он-то слышал мой разговор с Катериной, хотя и не знал, что я сделал с Драганой. Но мог что-то заметить, когда я прикончил Артура.
— Эй, — он слегка тронул меня за плечо. — Не мое дело, но…
— Да понял я, — процедил я сквозь зубы и стиснул кулаки в бессильной ярости.
Вот как я плачу за свой дар, да? Убивая тех, кого хочу спасти? Вот как Тьма плетет свои узоры? Да будь оно все проклято!
София подняла на меня заплывшие глаза.
— Что такое?
Я не смог ей ответить. Понимал — если хочу выбраться, то вот он, ой шанс. София все равно не жилец. Но не мог я оправдать это в собственных глазах. Не мог. Не милосердие это для меня было. Милосердие — это заставить ее заткнуться и потащить к лекарю. Чтоб он мехом внутрь вывернулся, но вытащил ее.
А это… Это не милосердие. Это убийство. Даже не казнь. Потому что казнят виновных.
— Он умеет забирать силу одаренных, — ответил за меня Роман. — Отнимая жизнь, присваивает себе дар.
София улыбнулась своей жуткой кровавой улыбкой и дотронулась обезображенными пальцами до моей щеки.
— Сомневаешься, да? Не хочешь?
— Конечно, нет!
— Надо. Надо, Владимир. Я не смогла, но сможешь ты. Потому что если ты этого не сделаешь, значит, я зря держалась все это время. Зря надеялась.
— София, я…
— Послушай, — она говорила так тихо, что мне пришлось наклониться к самому ее лицу. — Послушай, Оболенский. Я тогда не все тебе сказала. Та авария… Меня вылечили, но не полностью. У меня не будет детей. Меня никто тогда не спрашивал, а выбор был дать мне умереть или оставить жизнь, но вот такую… А я такую никогда не хотела. Я о семье мечтала. О доме за городом, на Смоленщине. Как у старых помещиков. А меня всего этого лишили.
Кровь отхлынула у меня от лица.
— Господи, так это я тебя…
— Не ты. Лекари. Они за меня выбрали. Потому-то я и пошла в надзиратели — хоть так пользу приношу. И детей люблю. Решила, так принесу больше пользы. Стараясь вернуть их в нормальную жизнь… Так что все хорошо, Володя. Все хорошо складывается. Видишь, как все хорошо получилось?
Роман отступил на пару шагов, давая мне возможность все решить. София снова улыбнулась — с какой-то дико неуместной нежностью, от которой защемило в груди.
— Давай, Оболенский. Ты не безнадежен, я в это верю. И ты должен успеть. Давай…
Не сумев сдержать вопль отчаяния, я сомкнул пальцы на ее горле.
Глава 21
Меня рвало на части изнутри, и ни проснувшаяся Тьма, ни горевшая огнем печать не могли этого заглушить. София не сопротивлялась. Наоборот — словно сама подталкивала меня к тому, чтобы все закончить. Ее тело боролось, но она сама — уже нет…
Единственное, что хоть как-то могло утешить — я забирал не только ее силу, но и всю боль. Теперь она будет моей, и я буду нести ее столько, сколько потребуется. Потому что такая жертва не должна быть напрасной.
Если среди нас и был герой, то это она. Маленькая светловолосая надзирательница с вечно печальными глазами. И пока что она сделала для всех больше, чем кто-либо.
Я болезненно поморщился, когда ее дар начал переткать ко мне. По крупице черный дым вытягивал его из слабеющей девушки, пожирал и отдавал мне. Сам процесс доставлял наслаждение — вполне физическое. И сейчас это было дико и отвратительно. Настолько, что я с трудом сдержал тошноту.
И лишь когда темные узоры пропали с моих рук, а София дернулась в последний раз, я рухнул на грязный пол, а Роман навис надо мной — взволнованный, бледный.
— Глупый вопрос, но… Ты как?
— Нормально, — прохрипел я.
— Врешь.
— Не самый подходящий момент для рефлексии, тебе не кажется, — огрызнулся я и попробовал подняться. Охранник подал мне руку и помог выпрямиться.
Я еще раз оглядел последствия нашего визита. Да уж, судя по всему, воспитанников в этот день ждет освобождение от работ. Администрация будет заметать следы в мастерских.
— Просьба есть, — сказал я и взглянул на Софию. — Нужно куда-нибудь ее перенести. Боюсь, как бы в кислоте не утопили, чтобы все скрыть. А я не хочу, чтобы она… Хочу, чтобы ее похоронили по-человечески.
Роман кивнул.
— Сделаю. Ну… Постараюсь. Все равно не смогу пойти с тобой — у меня-то нет никаких способностей.
Я удивленно приподнял бровь.
— Серьезно?
— Я из простых, — печально улыбнулся товарищ. — Проще некуда. Обычный парень. В охрану
