– Как ты можешь… – поморщилась Алиса.
Но я съел полбанки.
Возвращались по другому проходу. Там тоже хранились разные припасы: масло в бутылках, копченая рыба – а говорила, рыбу не едят.
Сахар. Да, живут действительно… Не Рыбинск Молотый сахар, несколько мешков, съел горсть.
– Прекрати… – попросила Алиса. – Меня тошнит…
– Потом тошнить будешь. Чего уже сейчас тошниться-то, бесполезно… К тому же ты жива. И дети живы, не все так плохо. Сахара съешь, он успокаивает…
– Сам успокаивайся.
Я съел еще сахара. Нельзя упускать такую возможность, сахар отличное средство. Снял с пояса вторую бутылку для воды, половину отпил, оставшееся место засыпал сахаром, разболтал. Боевой напиток. Можно силы подкреплять в крайних случаях, например, когда от жнеца удираешь. Или в каком другом непростом положении.
«Соль», – прочитал я на синей пачке. Соли у нас всегда мало было. Старые запасы приели, а новые редко встречались. Иногда с самого уж севера приходили усольцы, меняли соль на порох.
Пачек таких на полках содержалось… Много, короче. Я взял Две. Тяжелые, да ничего. Вернусь домой без невесты, но с солью, я усмехнулся.
На полках над сахаром размещались пластиковые банки.
– Это специи, – пояснила Алиса.
Я открыл банку, понюхал. В нос мне влетела легкая черная пыль, в голове будто бомбочка взорвалась. Я чихнул. И Папа принялся чихать. Мы чихали долго, сладко, до слез из глаз.
– Перец, – объяснила Алиса. – Там еще другие…
Я открывал и нюхал. Каждая пахла по-своему. Разно. Старый мир. Чистый, светлый, безопасный, полный воды и вкусных необычных лакомств, со смехом и фейерверками, какой он и должен быть. Хотелось взять это с собой, но мелких пузырьков у меня совсем не нашлось, и я просто запоминал.
Наш мир пах совсем по-другому. Железом, порохом, кровью. Смертью.
Ненависть. Во мне начинало шевелиться тяжелое темное чувство, от которого руки наполнились колющей злобой. Я ненавидел. Ненавидел мертвецов. Сыть, бодунов, хляби и пади, раскинувшиеся по земле. Ненавидел всех, кто это допустил, испортил, засрал свой мир. Ненавидел всю эту бродячую, ползучую и прочую погань, щедро резвившуюся по ту и по сю сторону МКАДа. Ненавидел рейдеров. Бомберов. Прочих сатанистов, людское отребье, которое вместо того, чтобы мести нечисть железной метлой, убивает своих же братьев.
Смерть. Смерть им.
Всем.
– Давай уйдем, – сказала Алиса. – Я не могу…
– Нет. Мне надо в мастерскую… И не надо продолжать, уйдем, когда я скажу. Где мастерская?
– Это в научном блоке.
Мы вернулись в научный блок, и я починил карабин. Приклад. Конечно, приклад надо было уже менять – трещина рано или поздно разойдется окончательно. Но подходящего дерева не было, так что пришлось проклеить трещину смолой и стянуть сам приклад проволочным хомутом в три оборота. Получилось ничего.
Заточил лопату. К секире жнеца приделал хорошую рукоятку. Алиса сидела в углу на полу и наблюдала за мной. Через два часа я был готов.
– Все? – уныло спросила Алиса.
– Все.
– Уходим?
Я думал. На поверхности наступила ночь. Вылезать вот так в ночь опасно. Оставаться в разоренной подземной станице… Лучше уж на поверхность. Там все-таки знакомые твари, а здесь…
Нет, место поганое. Тут жизнь вряд ли уже наладится когда. Я бы не стал жить, смертью тут воняет.
Значит, на землю.
– Уходим, – сказал я. – Где ближайшие соседи?
– На Варшавской. Это совсем в другой стороне…
– Ладно, разберемся.
Возвращаться той же дорогой – через шахту до станции Коломенской, а потом на поверхность мне не хотелось, правило – тем же путем не возвращаются.
Я спросил – есть ли другой ход на поверхность. Ход был. Километра через три. Но пробираться надо через Нижнее Метро, вдоль внутренней трубы.
Вернулись на ферму. В дальнем конце зала имелся коридор, ведущий на другую ферму, расположенную уже вдоль тоннеля Нижнего Метро. Там в тишине и тепле росли грибы, много, белые, похожие на шарики, Алиса зажгла свет, и мы оказались между полок с этими самыми шариками. Много. А грибами не очень пахло.
– Очень быстро растут, – сказала Алиса. – Много получается.
Отправились мимо грибных полок. Хорошо тут все у них устроено было, правильно. Наверное, почти как раньше. Жили не тужили, еды много, фасоль с грибами. А потом…
– Здесь, – Алиса откинула в сторону лист тонкого железа.
Тоже дверь. С кодовым замком, цифры Алиса знала. Дверь в
туннель была тяжелая, я отвалить не сумел, только вдвоем управились.
За дверью жило Нижнее Метро. Именно так, жило. Точно река текла, только никакой реки, конечно, нет, туннель и в нем труба в три моих роста.
– Ладно, – Алиса выдохнула и первой вступила в зеленоватое марево, которое вяло колыхалось справа налево.
Я тоже на всякий случай выдохнул и шагнул за ней, успев заметить, что стена туннеля толщиной никак не меньше метра. И не из бетона, а из самого что ни на есть железа.
Мне показалось, что я потерял ступеньку. Вот он, пол туннеля, светящиеся стены, с головой что-то произошло, глаза моргнули, пол провалился, я оступился…
Алиса меня поймала. Конечно, смешно все это, я упал и оказался на руках у девчонки. Все должно было произойти наоборот, но…
– Первый раз всегда так, – сказала Алиса. – Это от энергии.
Она улыбнулась. Как-то счастливо, беззаботно, точно и не было за спиной всего этого кошмара.
И я улыбнулся в ответ. Мне хотелось улыбаться. Даже больше, хотелось петь, песен просто я не знал. Тогда я решил прочитать тропарь. Благодарности. Понятно, почему тут овощи растут хорошо. Это от энергии. Энергии здесь много, вот и результат, благодатная мощь, вот как называется. Раньше наверняка эта мощь во всем мире распространялась, а теперь только здесь осталась…
– Эй! – Алиса хлопнула меня по щеке. – Эй, очнись!
Голова тряханулась, я открыл глаза.
Оказывается, я продолжал висеть на Алисе.
Выпрямился, повертел головой.
– Поэтому тут долго нельзя, – сказала Алиса. – Трудно уйти, хочется остаться…
Это точно. Хочется остаться.
– А оставаться нельзя. Организм перестраивается как-то, нет, не радиация, другое. Одним словом, опасно. И еще…
– Что стоим тогда? – спросил я. – Давай, по трубе, мелкими шагами!
– Я же говорю, тут еще…
Оказалось, что пройти вдоль внутренней трубы не так-то просто. Для этого надо было оставить все железное, потому что с железом тут тяжело ходить. Когда они ходили, они отправляли железные вещи на особой вверхтормашке.
Алиса показала на потолок. Там протягивались маленькие рельсы, к которым вверх колесами крепилась тележка с ящиком. В тележку складывали металл, и особая лебедка тянула его через эти полтора километра.
