А будь что будет. Если Серый сказал, что такова моя судьба — поверю ему.
Дверь приоткрылась, и я увидел изрешеченные пулями стены и несколько трупов в дальнем конце коридора.
Определенно, это была работа химеры. Но как мутант проник за охраняемый периметр? Как миновал все посты и минные поля?
Или это и впрямь мой ангел-хранитель, который всегда сидит за правым плечом?
Кстати, о плече. Я глядел на обезглавленное тело адептовца, на плече которого висел «АК-74». Мой вчерашний противник даже не успел отреагировать, когда проворный мутант…
— Вот черт!
Я отпрыгнул к стене, едва не наступив на окровавленную голову. Как бы много я не пережил в зоне, для меня никогда не были в порядке вещей катающиеся по полу человеческие головы.
Черт. Вот ведь не повезло людям. Ну да ладно, не мне их жалеть.
Я приблизился к обезглавленному противнику, снял с его плеча автомат, и, расстегнув замок, повесил себе на плечо увешанный артефактами ремень. Мертвецу артефакты все равно были не к чему, а вот мне с такими ранениями они не повредят.
Да и ранения оказались опаснее, чем я думал. Только теперь, надевая на себя ремень мертвеца, я заметил, что помимо ног, пули вошли и в живот, и в грудь.
В такие моменты поневоле начинаешь чувствовать себя счастливчиком. За годы сталкерства я повидал многое. Были те, кто выбирался из аномалий, как, например, Феникс. Были те, кто выживал после встреч с мутантами, как Хромой. Возвращались и с того света, как Монгол и его бесноватый сынишка Адепт. Но я переплюнул их всех. Вот так-то, господа. Пол рожка в меня всадили, а я не то, что не умер, так еще и хожу нормально
Семецкий нервно курит в сторонке, блин…
Я усмехнулся. И впрямь, за последние несколько дней я без особого труда убил больше врагов, чем многие сталкеры за всю свою короткую жизнь. А еще я несколько раз побывал в гостях у смерти, и вернулся. Везунчик Спам — что уж тут сказать.
И все же особой радости я не испытывал. Не смотря на то, что ситуация складывалась в мою пользу, нехорошее предчувствие меня не оставляло.
Что-то должно было случиться.
А тут еще эти артефакты…
Я выгнулся дугой, ощущая, как полтора десятка артефактов залечивают раны. Одна за другой выпали из кровоточащих отверстий три пули, гулко звякнув об пол, и я почувствовал, как кожа в местах ранений натягивается.
Раны срастались просто-таки моментально. Причем даже разрез на шее исчез, словно его не было.
Ощущение было примерно то же, как если бы твою кожу скручивали в тугой узел, срывая с костей, но делать было нечего. Приходилось ждать.
Не сумевшие спасти своего обладателя, артефакты сейчас усиленно лечили меня, и когда через минуту жжение закончилось, я не почувствовал никакой боли. Словно в один момент все болячки прошли. А еще прошел голод. Я больше не хотел есть.
Как рассказывал мне Артур, таким эффектом обладал один из артефактов — чрезвычайно редкий и жутко фонящий, но вместе с «огненным шаром» работающий как батарейка для организма.
Ведь если вдуматься — для чего мы едим? Чтобы получить энергию. А тут вот она энергия — в прямом виде поступает в организм. Нехорошо, конечно, долго усугублять, не принимая пищу, но если в ближайшее время альтернативы не предвидится — довольно неплохой вариант.
Осмотрев затянувшиеся раны, я проверил трофейный «АК-74», вынул из разгрузочного жилета мертвеца дополнительные рожки с патронами, и пошел к выходу.
На полпути я обернулся, вспомнив, что флешка Шивы осталась в зале слежения, но возвращаться не стал. Я лишь сорвал с покойника гранату и швырнул «РГДшку» в дверной проем, хороня все надежды Адепта.
Я снова хотел жить. Не было больше ни апатии, ни боли. Вернув себе силы, я был готов горы свернуть. Хотя какие там горы — Серый ведь сказал, что от меня потребуется лишь переубедить кого-то что-то сделать…
Переубеждать я мастер. Прорвемся.
Глава четырнадцатая. Тяжелый выбор
Всё познается в сравнении. Впервые за последние несколько дней я дышал, и вздохи не отдавались болью во всем теле. И сразу хотелось жить, дышать полной грудью отравленный воздух Зоны…
И я жил, дышал, шел по коридору к единственной двери, ведущей наружу. Но это не был тоннель со светом в конце оного. Это был другой путь. Путь, который я выбрал сам. Я сделал этот выбор.
Серый говорил, что если я выберу не тот путь, мир изменится? А что я вижу сейчас?
Внезапно один из лежащих в коридоре адептовцев пошевелился.
Выставив перед собой автомат, я медленно приблизился к нему.
Человек лежал, привалившись к измазанной кровью стене. Тело его было рассечено от правого предплечья до солнечного сплетения, но он все еще был жив.
Как и я, он отчаянно хватался за жизнь, и мне почему-то стало жаль этого сталкера. Может дело в этом сходстве? А может я просто снова стал тем Спамом, каким был до ходки за головой Стекольщика…
Аккуратно обойдя умирающего адептовца, я продолжил путь.
Дверь…
А за дверью свежий воздух, робкие лучи солнца, едва заметно скользящие по буроватой траве. Там жизнь.
Я старался как можно быстрее выбраться из этого здания, ставшего склепом для стольких людей.
Я пытался откреститься от всего, что здесь произошло.
Наружу. Только вперед, к двери…
Шаги уже не отдавались эхом. Теперь я шел по залитому кровью полу.
Вот до двери остается несколько шагов. Вот и выход…
Ударом ноги, я распахнул дверь, и оказался на улице.
Тонущий в тумане двор бывшей метеостанции, ставшей лагерем для воинов Адепта, был пуст. Пуст, словно никого не было здесь. Ни одной живой души.
Только я один.
Выставив перед собой автомат, я спустился с крыльца, и медленно пошел вдоль бетонных швеллеров, у которых вчера вечером разворачивался бой.
Только теперь, при дневном свете я смог понять, чем был когда-то этот лагерь — определенно метеостанцией. Вот и вышки, переделанные под наблюдательные посты, когда-то выполняли совсем иные функции.
Я взглянул влево, где за невысоким ограждением забора была видна серебрящаяся в первых рассветных лучах река.
Припять…
Как же давно я не был в этих местах.
Помнится в последний раз я проходил вдоль реки очень давно. Как же выглядит Припять с этого берега?
Любопытство взяло верх. Перебравшись через ограждение, и обойдя неумело расставленные адептовцами мины, я оказался на заросшем бурьяном склоне, под которым, метрах в десяти, бурлила речная вода, омывая перевернутую баржу. Со временем быстрые воды нанесли ила и мусора, и сейчас большая часть баржи была погребена под этой горой, напоминая врезающийся в водную гладь островок.