Я стиснул зубы, чтоб не выругаться вслух. Комнату заполнил мягкий лунный свет, взгляд наткнулся на косу, оставленную кузнецом. В голове мелькнула дикая мысль, настолько сумасшедшая, что, боясь передумать, я тут же принялся за дело.
В считанные секунды разделся до трусов, сарафан полетел под диван, белая рубашка легла на стол. Пояском перетянул ворот, схватил ножик для заточки перьев и принялся кроить. Для начала вырезал дырки для глаз, потом отсек полоски подлиннее -- для носа и рта. Костюм привидения готов, но этого мне показалось мало. В камине черпанул сажи и тщательно обвел сделанные прорези по контуру. Уже лучше. Не много подумав, взялся расписывать подол. Через пару минут отошел от стола и полюбовался. Черные кости на белой ткани даже в сумерках смотрелись жутко и устрашающе.
Напился воды и принялся облачаться. Открытые части тела -- ноги, нос, ладони тоже вымазал сажей, пусть в темноте кажется, что их вовсе нет. В довесок повязал на голову платок, но не по-бабски, а узлом на затылке. Эх, жаль, зеркала нет. Собравшись с духом, я водрузил на плечо косу, широкое острое лезвие на длинном черенке тускло блеснуло в лунном свете. Глубоко вдохнул и шагнул к двери.
За порогом храп, вспомнив имя стрельца, я долбанул кулаком по доскам и ласково позвал:
-- Митяй, проснись! Смертушку свою проспишь.
В коридоре раздался удивленный рык, через мгновение дверь распахнулась, румяный со сна стрелец угрожающе поднял бердыш, глянул и без звука сполз по стеночке на пол. Первый выход на сцену можно считать успешным. Я решительно вступил в мутный круг света от свечи и щелкнул служивого по носу. Бедолага, тяжело дыша, прошептал:
-- За мной?!!! Уже?!!!
Я отрицательно качнул головой:
-- Нет. За Нинель Абрамовной.
Стрелец так облегченно вздохнул, что у меня от умиления навернулись слезы. Митяй немного приободрился и доверительно сообщил:
-- Давно пора, а то ходит, бренчит костями, всех уже достала.
-- Тогда показывай дорогу, где эта старая грымза прячется, -- кивнул я.
Митяй, забыв про бердыш, с готовностью бросился вперед, причем на карачках. Указав нужную дверь, он уставился на меня преданным собачьим взглядом.
-- Ступай, -- приказал я, -- и чтоб никому ни слова...
-- Могила... -- проскулил стрелец и осекся.
Я дождался, когда Митяй, обдирая коленки, ускакал обратно и приступил ко второму акту. Кто-то же должен через двор меня провести, там охраны, как иголок на елке.
В знакомой комнате коптит керосиновая лампа. На кровати спиной к двери, укутавшись в ночную рубашку, полулежит Нинель Абрамовна. Напротив Джим с голым торсом, в руках карты. Сладкая парочка тешится игрой в подкидного на раздевание.
Темнокожий гигант глянул в мою сторону и не успел я моргнуть, как он из негра превратился в чистокровного бледно-белого европейца: пышные кудри выпрямились, жесткие черные волосы заметно посветлели и ощетинились "ежиком". Лишь толстые дрожащие губы плохо вписывались в эталон "истинного арийца". Джим сглотнул слюну и, причмокивая, произнес:
-- Нинель, это... наверно... за тобой...
Я усмехнулся, догадливый малый и джентльмен настоящий, из тех, что всегда норовят уступить даме дорогу. Нинель Абрамовна, учуяв неладное, попыталась развернуться и неловко завозилась на подушках. Дряблый старческий голосок строго и надменно прошипел:
-- Кто посмел тревожить в такое время, да еще без стука!
Я небрежно перекинул косу с плеча на плечо. Женщина вздрогнула и машинально осенила меня крестом. Увы, чуда не произошло, я не раствориться. Нинель Абрамовна схватилась за сердце, с посиневших губ сорвалось неясное бормотание:
-- Это чего... За мной?! А может адрес перепутали...
-- Пойдем сестра, пора, -- прогнусавил я.
Нинель Абрамовна всхлипнула и попросила:
-- А можно Джима с собой взять?
-- Ну, если это твое последнее желание... -- пожал я плечами.
Верный афроамериканец отшатнулся от старушки, как депутат от налога на роскошь и заверещал:
-- Мне в Африку срочно надо! Я по бананам и маме соскучился! Мадам Нинель не задерживайте госпожу Смерть, невежливо так с гостями...
Пиримидонова теща на негнущихся ногах сделала пару шагов к двери. Остановилась, окинула мутным взглядом комнату, дряблые руки непроизвольно потянулись к сундукам.
-- Надо же одежу в дорогу взять...
-- В преисподней переоденут, -- успокоил я.
Нинель Абрамовна обреченно перешагнула через порог и засеменила к выходу. Уже на улице, глотнув ночного воздуха, она малость пришла в себя и ни к стати поинтересовалась:
-- А куда идем-то?
-- Ступай вперед, -- приказал я. -- Вели стрельцам, чтоб отварили калитку и убрались с глаз долой. Выйдем со двора, под землю, в чистилище полезем.
-- А чего сразу в чистилище? В другое место нельзя? -- запричитала живая покойница.
-- Нет, -- отрезал я. -- За издевательства над зятем гореть тебе вечно!
-- Я больше не буду, -- совсем уж по-детски всхлипнула Нинель Абрамовна.
-- Делай, как сказал! -- Рявкнул я и на всякий случай потряс косой.
Женщина понеслась к воротам. Сонный стрелец, не прекословя, отпер калитку и убрался за дом. Я рванулся на улицу. Схватил Нинель Абрамовну за отворот рубашки и припер косой к забору.
-- Значит, не будешь больше над князем измываться?
-- Истинный крест, -- побожилась женщина.
-- Ладно, -- смилостивился я, -- поживи еще пока. И чтоб к утру ноги в княжеском доме не было. Завтра приду, проверю! А если услышу хоть слово дурное о Пиримидоне -- в гроб заживо вгоню! Ясно!
-- Д-д-даа, -- тряслась в истерики старушка. -- Сей же час в деревню уеду. Сей же час...
-- То-то! -- погрозил я пальцем и отступил в сумрак.
Нинель Абрамовна без чувств рухнула на землю.
Я закинул косу в кусты и бросился бежать. Выскочил на дорогу, от обочины наперерез метнулась тень. Последнее, что я увидел, это огромный кулак, опускающийся мне на голову.
Очнулся я от тупой ноющей боли в висках и знакомого утробного рыка старшего Лабудько:
-- Братцы, я приведение кажись глушанул, -- хвастался Васька.
-- Убью! -- простонал я.
-- Во, сволочь! По нашему балакает! Наверно еще треснуть надо...
-- Отставить, -- вмешался на мое счастье Кондрат Силыч и принялся стягивать размалеванную сажей рубаху. -- Пахан, ты!?
Я молча кивнул и жестом попросил воды. Пока живительная влага возвращала меня к жизни, Васька топтался рядом и пыхтел над ухом:
-- Пахан, я ж не специально. Лежу у дороги, по приказу Евсея за княжеским теремом наблюдаю, а тут что-то непотребное из кустов лезет, вот и приложился кулаком... в пол силы всего...
