-- Ты у нас якорем будешь, -- пообещал дед Кондрат.
Проклиная судьбу, Лёнька залез в ладью и забился под лавку. Остальной народ, включая Сажу, заночевал на берегу, лишь Аркашка улегся рядом с графом. Приказчик подложил под голову мешок набитый соломой, загребущие руки обняли сундук с личным добром. Жених невесту в первую брачную ночь скромней ласкает. Непостижимо счастье человеческое, одному корона нужна, другому сундука с барахлом хватает.
Я хотел пожаловаться на приказчика Саже, но передумал. Что тут говорить? Он вроде не личные интересы блюдет, для купца старается. Ладно -- утро вечера мудренее, разберемся...
Проснулся я до рассвета. Холодно. Одежду хоть отжимай, изношенные джинсы к ногам липнут. Хмурое небо разродилось дождем. Мелкие капли куда скромней Лёнькиных слез, но берут количеством.
Завтрак глотаем на ходу. Ладьи одна за другой отходят от берега, опытные гребцы ловко выстраивают суда в линию. Ничто не согревает так, как физическая работа, флагманская ладья быстро исчезает за поворотом. Мы отчаливаем последними, сломав два весла...
Кривятся губы Аркашки в гаденькой улыбке, еще четыре рублика на наш счет записал. Нос ладьи рыскает из стороны в сторону, корма впереди плывущего судна безнадежно удаляется. За весла села вторая смена, мое место занял Евсей, я мокрый от пота и дождя облокотился на кули с пшеницей. Рядом возник Аркашка.
-- Пахан, голуба, мне тут донесли -- рожа моя не всем нравиться, покарябать желающие есть. За оскорбление пять рубликов штрафа. А коль до обеда караван не догоните -- еще накину. Смотри, милай, думай. Я отдыхать пошел, мне ум ясный иметь надо, потому как с бумагами да с цифирью работаю.
Аркашка отпер сундук. Его костлявое тело удобно устроилось на мягкой рухляди. Дубовая крышка захлопнулась, надежно укрывая хозяина от дождя. Хорошо -- сухо, уютно как в гробу. Мимо прошлепал Федор, шаловливые ручки толкнули засов, щеколда с тихим лязгом встала на место. Я сделал вид, что не заметил. Спи дорогой товарищ...
Почти час мы пыжились изо всех сил. Безрезультатно. Купца не догнали, зато согрелись. Ладья мечется от берега к берегу, то правый борт перегребает левый, то наоборот. Вконец измаявшись, втащили весла внутрь. Течение справилось без нас, ладья выровнялась, ход заметно прибавился.
К полудню случилось две вещи -- кончился дождь и проснулся Аркадий. Солнышко портки сушит, приказчик кулаки сбивает. Сундук добротно сделан, крышка и боковины железными полосами оббиты, поэтому вслед за кулаками Аркашка подключил голову. Плывем. Аркадий лбом ритм отстукивает. Хорошо.
Над водой потянуло дымом. Васька шмыгнул носом:
-- Кажись, догнали. Видать пристали обед готовить.
-- Гарью несет. Костер вкус дает, а здесь горечью тянет, -- сказал Кондрат Силыч и оказался прав.
Когда горит полено -- это костер, если ладья -- уже пожар. Нависший утес закрывал обзор, стоило его миновать, речная ширь открылась во всей красе. Ниже по течению шел бой.
Десятка четыре мелких лодок атакуют купеческий караван. Две ладьи объяты пламенем, люди, в подпаленных одеждах, прыгают за борт. Враг старается прижать суда к мелководью, отобрать у Сажи последние преимущество -- маневр. Увлекаемые течением, мы неслись в гущу врага. Я заорал:
-- Первая смена на весла! Остальные -- к бою! Кондрат Силыч, правь на лодки, раздавим сволочей!
Сажа с горсткой гребцов еле успевал отмахиваться от пиратов. Его ладья все сильней крениться на бок. Человек двадцать разбойников теснят купца к корме.
Ладья дрогнула от удара, четыре вражеских лодки разлетелись на куски, мимо меня, потеряв равновесие, пролетел Лёнька. В правый борт вонзилось несколько стрел. Нас заметили. Васька метнул весло, трое грабителей улетели за борт. Еще таран, семь человек вместе с обломками лодки идут на дно.
Перевернутый сундук больно ударил по ногам. Аркашка высунул нос, рядом просвистело копье, приказчик нырнул назад, сверху на Аркашку плюхнулся Лёнька. Подоспевший дед Кондрат захлопнул крышку, закрыл сундук на замок, а ключ сунул в карман.
-- Целее будут, -- подмигнул он мне.
До эпицентра битвы оставались считанные метры, но Саже приходилось совсем уж туго.
-- Держись! -- крикнул я купцу.
Борта поравнялись, мы пошли на абордаж. Два замаха и Ванька с Васькой сводят преимущество противника к минимуму. От весел щепки, так дальше пойдет, грести нечем будет. Пока братья добывали новое оружие, врага загнали в угол. Двое раненых сдались, остальные попрыгали в реку.
Исход битвы был предрешен. Пираты хватали все, до чего могли дотянуться и расплывались в разные стороны. Догнать их было невозможно.
-- Пахан, глянь, -- выдохнул Евсей, вытирая кровь с рассеченной губы. Я обернулся.
Течение вынесло нашу ладью на мель, на ее борту хозяйничают мародеры. Двое грабителей тащат в лодку сундук... Мля... нашли же что красть. Я грубо выругался. Через минуту пиратская скорлупка скрылась в боковой протоке.
Остаток дня ушел на то, что бы привести караван в порядок. В первую очередь оказали помощь раненым. Затем Сажа принялся подсчитывать убытки.
Мы тоже зализывали раны. Серьезных ранений не было. Сороке лоб рассекли, Федьке клочок кожи с плеча стрелой оторвало, у остальных синяки да царапины, а Васька с Ванькой даже вспотеть не успели.
Ближе к вечеру, управившись с делами, к нашему костру подошел Сажа. С серьезным видом он поклонился в пояс:
-- Спасибо, братцы, от смерти и разорения спасли. Кабы не вы, кормить нам рыб. Должник я ваш вечный.
Я кивнул, принимая благодарность. За всех ответил Ванька:
-- Ты к нам со всей душой и мы по понятиям.
Федька тоже хотел что-то вякнуть, но я перебил:
-- Там вроде как пленных взяли, нам бы потолковать с ними. Они нашего графа вместе с Аркашкой умыкнули.
Купец потеребил обгорелую бороденку и неохотно ответил:
-- Сбежал один в суматохе, а второго пришибли в горячке. А кто напал, я тебе Пахан и так скажу -- островники. Дикое племя, если по протоке вверх идти, упрешься в Черное озеро, там на островах они и обитают. Мерзкий народ, грабежом да разбоем живут. Оно и раньше случалось сталкиваться с ними, но такого, как сегодня, не припомню. Не уж-то вызволять пойдешь?
-- Придется, -- ответил я.
Кондрат Силыч подкинул хвороста в огонь и сказал:
-- Не торопись, Пахан, они их сами притащат, еще и подарками завалят, лишь бы назад взяли.
Хочется верить, да боюсь, пришибут Лёньку островники, серебром и золотом он не отсвечивает, даром, что в сундуке сидит. Как вскроют, тут и конец, оторвут головенку.
