Раздался скрипучий голос, на вершине лестницы показался Злой – в одних штанах, с бинтами вокруг торса и груди. Лоб тоже был перебинтован, и сталкер напоминал раненого матроса, которого боевые товарищи уволакивают с поля боя. Слева и справа Злого поддерживали Марьяна и Уильям, а он обхватил их за плечи.
– Где были? – грозно вопросил сталкер, узрев меня и Пригоршню. – Нас чуть всех не перестреляли здесь без вас!
После этих слов головы находящихся в помещении людей повернулись в нашу сторону. Я сказал:
– Злой, мы к вам охранниками пока не подписывались идти.
Он открыл рот, явно собираясь обругать нас последними словами, но так ничего и не сказал, лишь морщился, пока ему помогали спускаться по шатающимся, наполовину проломленным ступенькам.
Тем временем Илья Львович вернулся из кухни, дал указания тем, кто расчищал обломки, и подошел к нам.
– Позвольте нос ваш поглядеть, молодой человек, – сказал он, подступая ко мне.
Я повернулся к нему в профиль, и старик очень осторожно коснулся раненого места двумя пальцами. Пошевелил – я чуть было не отпрянул, но сдержался.
– Нет, не сломан, – сказал Илья Львович. – Синяк – да, долго не сойдет, но не сломан все же.
– Это хорошо, – обрадовался я и тут же вспомнил про свой контейнер.
Сняв его, сдвинул три крышечки и спросил у старика:
– Бинты есть?
Он развел руками.
– Только тряпки чистые, вываренные. Мы их используем вместо бинтов. А что там у вас, юноша?
– Скажите, чтоб тряпки эти притащили. – Я присел на корточки и положил контейнер так, чтобы он увидел содержимое трех ячеек. – Это артефакты, кровь камня называются. Хорошо раны заживляют. Один – мне, один – напарнику моему, один для Злого.
Тряпки-бинты, разрезанные длинными широкими лоскутами, мы вымочили в самогоне и разложили на подоконнике, после чего мне принесли большую строительную рукавицу, а Настасья Петровна нашла на кухне остатки фольги, в которой когда-то запекали мясо. Фольгу я намотал на кисть, поверх надел перчатку, осторожно достал один артефакт, положил на мокрый, пахнущий самогоном бинт, завернул. Когда спиртное попало на поверхность, красно-бурый ком размером с кулак будто вздрогнул, едва слышно зашипел и немного сморщился.
– Теперь быстро надо, – сказал я, выпрямляясь. – Злой, где у тебя самая серьезная рана?
Выяснилось, что на левом боку. Я поднял артефакт и прижал к ране.
– А-а! – взвыл сталкер, пытаясь отпрянуть, но Никита, знавший, что к чему, удержал его на месте.
– Терпи, Злой, – сказал я. – Подрастешь – Злейшим станешь.
Я обмотал его торс так, чтобы артефакт был прижат к ране, завязал и отошел.
– Печет, – пожаловался сталкер.
– Через полчаса пройдет. А к следующему утру рана наполовину затянется. К тому времени артефакт разбухнет совсем, будто он… ну, будто твою болезнь в себя втянет. После этого уже от него пользы никакой, сними осторожно и выбрось, а лучше – закопай. И на все другие твои раны он тоже хорошо подействует, не так, конечно, как на эту, но легче станет, увидишь.
Вторую кровь камня мы приспособили к плечу Пригоршни, а третью – мне на спину. Злой на протяжении всей процедуры стоял у окна с берданкой и внимательно глядел наружу.
– Боишься, могут прям сейчас обратно вернуться? – спросил я.
– Могут, – подтвердил он. – Прям сейчас, или ночью, или назавтра… С Пирсняком не разберешь, что ему в больную голову через минуту взбредет, я с ним успел наобщаться, когда еще Сусаниным у них в отряде работал. Ладно, не видно их пока – выйдем на свежий воздух, поговорить надо. Марьянка, костыль мне сделай. Уильям, помоги ей. Быстро, быстро!
Снаружи мы уселись возле трактира, на краю глубокой воронки, свесив ноги, а Илья Львович встал рядом.
– Пока еще цветочки, – объявил Злой. – Это Пирсняк так забавлялся…
– А что ж будет, когда он всерьез начнет? – спросил я.
– Что-что… Перебьют всех. Сейчас, видели, они просто наскок такой устроили, проездом типа. Даже из машин не вылезали. А когда приедут опять, подготовятся уже основательнее… Конец нам всем, кроме баб, если только какая сама под пули не попадет.
– Надо в лес уходить, – произнес голос рядом, и мы обернулись. Марьяна с парнем притащили черенок, короткую доску, молоток и гвозди. Сложили все это возле порога, после чего Уильям стал мастерить костыль.
– В лес и прятаться там.
– Какой лес?! – рявкнул Злой, немедленно начиная злиться. – Лепишь ерунду, сама не понимаешь, что лепишь… дура! Где ты лес видела? В местных рощах кролик толком не спрячется!
Марьяна отвернулась, придерживая черенок, к концу которого Уильям прибивал доску.
– Ну ладно, Злой, так что ж тогда делать? – спросил я.
Он надолго замолчал, глядя в желтое небо, морщась, то и дело касаясь ладонью бинтов на груди.
– Ну так вы с нами или нет, парни?
Мы с Никитой переглянулись. Стук молотка стих: Блейк и девушка, повернув головы, уставились на нас. Никита едва заметно пожал плечами. Я кивнул:
– С вами, да. Ты этого не видел, Злой, но мы там… – я махнул рукой в сторону улицы, по которой уехал капитан Пирсняк, – мы там их броневичок перевернули и еще два мотоцикла сбили, а тех, кто в них ехал, того… убили на фиг. Так что теперь мы, как ни крути, против них, потому что они против нас. А раз кроме них, вас и нас здесь больше нет никого, значит, мы с вами.
– Это хорошо, – сказал он.
– Ага, для вас – да. А вот скажи, не знаешь ли ты, что это за мужик такой: волосатый, с бородой, весь цепочками увешан и заклепками. Здоровый, как лось, смотреть страшно.
– Да это ж Лесник! – удивился он. – Ты что, парень, Лесника завалил?
– Нет, Злой, это он меня чуть не завалил. Я еле убежал от него.
– Везун ты, точно говорю. Лесник – навроде адъютанта был у генерала покойного. Ну то есть солдат он – раньше, как все, в форме ходил.
– Лесник есть в самом деле Джон Апдак, – подал голос Уильям. – Его есть имя такое. Он совместимо с Йеном Пирсняком сверг генерала Моргана.
– Он… немой, что ли? – добавил Злой. – Молчит всегда.
– Нет, данный Лесник есть просто не любитель словес, не знаток говорильни.
Злой пояснил:
– Ну, я лично, да и никто из наших ни слова от него не слышали. Как-то к нам сюда занесло четверых на мотоциклах, и две девки с ними, в шортах таких джинсовых и этих… лифчиках кожаных. Блондинки обе, ага. Но крашеные. Эти четверо вроде и не сталкеры, а какие-то… Ну, эти, как их – байкеры. Думали, наверное, что крутые, забрались в Зону мимо военных, с дробовиками и пистолетами, на псов поохотиться. Даже натуральные револьверы себе раздобыли, навроде ковбойских. И не повезло им: уж не знаю каким путем, но попали они сюда, в Долину. А Леснику тогда в лагере с военными не сиделось, он все больше шастал по рощам окрестным, изучал. Нелюдимый характер у него, должно быть, не любит с людьми подолгу находиться. Им даже, кажется, и Пирсняк не очень-то командует. Ну вот, как раз неподалеку от колхоза он с байкерами теми и столкнулся. Не знаю, чего они не поделили и кто первый напал, но, в общем, поднялась вдруг стрельба, крики, визг женский… Я наших охотников позвал, они как раз здесь были, – и туда. Когда прибежали, уже все стихло. Три мотоцикла валяются, одного нет. Это прямо рядом с рощицей было осиновой. Так вот, видим: шесть молодых осинок срублены. Ветки с них счищены. Колья, значит… воткнуты в землю. И на них головы, ага. Отрезаны, понимаете, парни? Отрезаны и насажены на колья эти, а тела в стороне, в овражке валяются, и девки в том числе. Он их никак не использовал, хотя женщины, молодые тем паче, да еще и блондинки! Редкость это тут, да? А он им… головы долой, и весь сказ. Оружие отобрал и на мотоцикле уехал. Другие мотоциклы, которые Лесник кинул, мы себе забрали, но после вояки прикатили и их у нас реквизировали.
