Самолеты больше не возвращались, хотя сквозь звон в ушах я слышал одиночные выстрелы и короткие очереди… Я пытался вспомнить, что же произошло… Хотя бы просто для того, чтобы отключиться, выпасть из этого сна, не поддаться приступу паники и помешательства…
Я вспомнил, как мы заскочили в пирамиду, как погибла Джей, как я подхватил в немой ярости и отчаянии ее труп и мы с Отшельником стали спускаться вниз…
Да, непонятно, какой сон хуже – тот или этот… Но потом… Потом мы нашли комнату… Жуткую комнату, где стоял большой каменный саркофаг с отодвинутой крышкой, а под потолком вращался какой-то странный разноцветный глюк… И больше не было ничего… Да – совсем ничего. Этого глюка я даже не смог почувствовать, а в помещении не было ни дверей, ни проходов, ни лестниц – вообще ничего… Я положил тело Джей в саркофаг и начал лихорадочно носиться по этому каменному мешку, пытаясь нажимать на выступы в камнях, под мерное гудение вращающегося глюка…
Все это действительно напоминало мне старый дурной сон… С одной лишь поправкой – в голове была четкая мысль о том, что я на Марсе, высоко в горах, ищу свою любимую девушку, но… Наверное, я начал сходить с ума, потому что перестал чувствовать разницу между своими видениями и тем, что происходит на самом деле… И кажется, со мной это давно… Еще те монахи в горах… Кажется, они лечили меня от чего-то подобного, но вот вопрос: получилось ли у них это в полной мере? Может, только отчасти? И Пастух Глюков сам стал глюком или фантомом?
Вот я сейчас ползу по траншее, под ногами глина, хотя я был на горе, вокруг явно присутствует нормальное атмосферное давление и воздух – даже самолеты летают, но… как говаривал Льюис Кэрролл, стоп: опять началась путаница! Откуда на горе воздух? На такой высоте?! А самолеты времен Второй мировой войны? Лучше не думать об этом сейчас: что-то мне подсказывало, что это бесполезно… Да… Вот… Я бегал по каменной комнате, но ничего не происходило, не открывалось и не нажималось… Потом я вернулся к саркофагу… Да, я действительно в упор не понимаю: какой же из снов страшнее и нелогичнее?
Когда я вернулся к саркофагу, тела Джей в нем уже не было… Не было, да: я все осмотрел, я ощупал каждый монолитный кусок гранита… Я проклинал все на свете… потом попытался успокоиться… Отшельник ничего не видел – он сидел у стены, обхватив голову руками… На кой хрен он увязался с нами? Этот сумасшедший?
Я сказал, что сейчас попробую сам лечь в саркофаг… Отшельник пробовал меня отговаривать, но я не слушал его… Тусклый свет, опостылевшие аккуратно сложенные глыбы геометрически правильной формы… Боль… отчаяние… решимость… Я лезу в саркофаг… Ложусь на дно и смотрю в потолок, где наверчивает круги странный глюк, с которым я не могу найти контакта… Я захотел спать… Я почувствовал смертельную усталость… Захотелось опять… Как тогда… отключиться… И я отключился… ВСЕ! После этого – чернота и сразу самолеты! Что за…
– Эй, братишка! – услышал я окрик. – Ты чего ползешь, как таракан?
Я остановился как вкопанный и медленно поднял голову: рядом со мной, чуть впереди, примостилось в окопе четверо человек со старинными винтовками. Они были одеты в одинаковую перепачканную униформу такого же линялого цвета хаки, подпоясаны коричневыми кожаными ремнями. Только у одного из них была меховая шапка с длинными свисающими ушами и красной звездой спереди. Он нагнулся ко мне и спросил вновь:
– Ты вообще откуда такой взялся?
– В смысле? – выдавил я из себя, медленно поднимаясь, опершись руками о стенку траншеи.
– В смысле, – добродушно передразнил он. – С той стороны или с этой?
Он сперва кивнул влево, а затем вправо. По тому, как он произнес это, я понял, что есть некая принципиальная разница, откуда я взялся. Так как сказать мне было абсолютно нечего, я помотал головой, прислонившись к стенке.
– Я, честно говоря, даже и не помню, – осторожно ответил я, пытаясь почувствовать – что это за люди и как они здесь оказались. Не возникало ощущения, что это какая-то аномалия, но и эмпатия моя молчала.
– Не помнишь? – прищурившись, переспросил боец.
– Нет, – сказал я.
– Контуженый? – снова спросил он.
– Похоже, – уклончиво ответил я.
– Раз контуженый, значит, после авианалета. – Он рассуждал вслух. – А раз после бомбежки – значит, ты с этой стороны, значит, из наших будешь…
Остальные согласно закивали. Я очень обрадовался, что я из «наших», – это придало мне сил. Я огляделся: за краем траншеи виднелась небольшая площадь, мощенная булыжником, в центре которой стояла бронзовая статуя всадника в рыцарских доспехах, с простертой вперед рукой. Всадник был без головы, и хвост у лошади тоже отсутствовал. Кое-где дымились свежие воронки от взрывов да чадил покореженный танк с квадратной башней и нарисованными на ней крестами. Кое-где виднелись чахлые деревца и лежащие трупы людей. Рядом с конной статуей я разглядел круглый фонтан, возле которого валялась перевернутая телега.
Слева от фонтана простирался к закопченному небу стрелами своих башенок ажурный старинный готический собор, облицованный черным мрамором, местами сколотым взрывами.
В дымной кисее, с другого конца площади, возвышались прилепленные друг к другу старинные дома этажей по пять-шесть в высоту. И пара газетных киосков с пустыми выгоревшими окошками.
Рядом с цепью траншей стоял странный предупреждающий знак[37]:
Греческая буква «пси» – к чему это?
– Я вообще не так давно тут, – начал я, аккуратно подбирая слова. – И почти сразу под бомбежку…
– Так ты с Таманской дивизии, что ль? – всплеснул руками боец. – Из резерва?
– Я из разведки, – сказал я, пытаясь не отклоняться далеко от истины.
– СМЕРШ?[38] – прищурившись вновь, спросил боец.
– Да, – кивнул я уверенно, – вас не предупреждали?
– Говорили, что ваши тут появятся. – Боец достал кисет и стал скручивать папиросу. – Что, секретная операция?
– Только болтать об этом не стоит, – произнес я, медленно приходя в себя.
– Да какой там, к ядреной фене, болтать, – сплюнул он на дно траншеи. – Если Селиванов с третьим танковым корпусом не подойдет, медным тазом ваша операция накроется: тут такое творится…
– Вот и доложите, что тут происходит. – Я вошел в роль.
– Да что тут, братишка, происходит… – Тот тяжело вздохнул. – Я тебе расскажу… У всех бойцов по четыре, по пять перерождений – такой вот коленкор… Да… Фрицы лезут… Лезли, точнее, недели две как. Потом притихли – тараканы со всех щелей поперли… Фрицам, само собой, не до нас стало сразу – их-то тоже прижало, тараканы-то всех норовят… Вот… А из-за этих тараканов по ночам из канализации мертвяки полезли – они же дохлых тараканов-то жрут, да и на живых людей иногда кидаются, а ты говоришь… Секретная операция… Баторин две батареи потерял, в четверг это было – тараканье на него полезло, как на повидло, прости господи… Там три человека уцелело – где остальные возродились, неизвестно… А тут сегодня сам видел – фрицы «лапотников» присылали: видать, у них тараканье схлынуло. Сам понимаешь – теперь жарко нам будет. Сам посуди: фрицы, трупаки и тараканы… И это не считая этих… ну… мороков… сам понимаешь… Так что вся ваша секретная операция запросто накроется медным тазом, понимаешь? Без селивановских «тридцать четвертых» нам полный аллес капут… Вот ты говоришь, докладывай, я тебе и докладываю, как есть… Как звать-то тебя хоть?
