Два дня мы продвигались в том направлении, где, как нам казалось, лежал океан. Пищей служили яйца и разные плоды, имевшиеся в лесу в изобилии. Лес кишел жизнью — неведомые птицы, обезьяноподобные существа, которые бегали, непрерывно болтая, по деревьям, пресмыкающиеся, травоядные и плотоядные животные. Многие из них выделялись размерами и свирепостью. Худшими из тех, кого мы видели, были тарбаны; но нам удавалось избегать их благодаря привычке этих зверей рычать и реветь, что предупреждало об их близости.
Другим существом, заставившим нас пережить несколько неприятных моментов, был басто. Я уже встречался с ним и раньше, когда мы с Камлотом отправились в злосчастную экспедицию за тареллом. Поэтому пришлось быстро влезть на деревья, едва только мы завидели одного такого зверя.
Верхняя часть головы басто напоминает американского бизона — у него такие же короткие, мощные рога и плотная вьющаяся шерсть на затылке и на лбу. Маленькие глаза окаймлены красным ободком. Шкура голубая и немного напоминает шкуру слона, с редко растущими волосами, за исключением головы и кончика хвоста, где волосы гуще и длиннее. Плечи зверя поднимаются очень высоко, но спина быстро опускается к огузку. Передние ноги, чрезвычайно короткие и массивные, переходят в трехпалую ступню. Задние ноги более длинные и тонкие, и ступни меньше. Передние несут на себе три четверти веса зверя. Морда похожа на кабанью, только шире; снаружи видны два больших изогнутых клыка.
Басто — всеядное животное, легко раздражается, так что от него лучше держаться подальше. Благодаря басто и тарбанам мы с Дуарой за первые несколько дней скитаний по лесу стали первоклассными древолазами.
В нашем противоборстве с природой меня больше всего удручало отсутствие оружия и неспособность добыть огонь. Возможно, — последнее самое худшее, потому что огонь необходим и как защита от зверей, и для приготовления пищи.
На каждом привале я экспериментировал. Дуара тоже увлеклась этим, и ни о чем другом мы не думали и не говорили. Зато постоянно проверяли всевозможные комбинации из камней и кусков дерева, которые подбирали по пути.
Я много раз читал, как первобытные люди добывают огонь, и теперь перепробовал разные способы. Натер мозоли, вращая палочки, ударяя камнями друг о друга. Наконец, измучившись, я готов был прекратить свои попытки.
— Не верю, что кто-нибудь может добыть огонь, — ворчал я.
— Ты же видел, нобарган смог, — напомнила Дуара.
— Там была какая-то хитрость, — настаивал я.
— Ты хочешь прекратить попытки? — не унималась она.
— Конечно, нет. Это вроде гольфа. Большинство людей не может научиться играть в гольф, но лишь немногие бросают попытки овладеть искусством игры. Я, наверное, буду продолжать свои мучения до самой смерти или до тех пор, пока Прометей не спустится на Венеру, как когда-то на Землю.
— Что такое гольф и кто такой Прометей? — спросила Дуара.
— Гольф — помутнение рассудка, а Прометей— миф.
— Я не понимаю, как они могут тебе помочь.
Я склонился над кучей гнилушек, прилежно ударяя друг о друга разными камешками, которых мы набрали днем.
— Я тоже не понимаю, — пробормотал я, со злостью ударяя двумя новыми камнями. Сноп искр вырвался из-под пальцев и поджег гнилушки.
— Прошу прощения у Прометея! — воскликнул я. — Он вовсе не миф!
Благодаря огню я смог сделать лук, заострить копье и стрелы. Я натянул на лук на тетиву из волокон прочной лианы и приладил к стрелам перья птиц в качестве оперенья.
Дуара очень заинтересовалась моей работой. Она собирала перья, расщепляла их и привязывала к стрелам длинными стеблями очень прочной травы, росшей в изобилии по всему лесу. Наша работа облегчалась использованием острых кусочков камня, служивших прекрасными скребками.
Не могу найти слов, чтобы описать перемену, произошедшую со мной после изготовления оружия. Раньше я чувствовал себя, как зверь, на которого охотятся и чье единственное спасение — в бегстве, а это самая неподходящая ситуация для человека, который хочет произвести впечатление на объект любви своими героическими качествами.
Не могу сказать, что в то время я думал именно так, однако, все лучше осознавая тщетность моей мечты и постоянно ощущая, как во мне растет комплекс неполноценности, и в самом деле начал стремиться предстать пред Дуарой в более выгодном свете.
Теперь все изменилось. Я стал охотником, а не добычей. Мое жалкое, несовершенное оружие изгнало сомнения из моего рассудка. И я готов поспорить с любой опасностью.
— Дуара, я найду Вепайю и привезу тебя домой, к твоему отцу!
Она посмотрела на меня с сомнением.
— В последний раз, когда мы разговаривали, — напомнила она, — ты сказал, что не имеешь понятия, где находится Вепайя, и даже если бы знал, то не надеешься попасть туда.
— Но тот наш разговор был несколько дней назад. Теперь все изменилось. Теперь, Дуара, мы можем охотиться и у нас будет мясо на ужин. Следуй за мной, чтобы не распугать дичь.
Я зашагал вперед со своей былой самоуверенностью и, возможно, несколько неосторожно. Дуара шла в нескольких шагах позади. В этой части лес густо зарос кустарником, и я не мог видеть далеко ни в одном направлении. Мы шли звериной тропой, быстро и бесшумно.
Вскоре я заметил какое-то движение в зелени перед собой, а затем различил очертания большого животного. И почти сразу тишина леса была разбужена мычанием басто и громким треском ломающегося кустарника.
— На дерево, Дуара! — крикнул я, тут же повернувшись и побежав назад, чтобы помочь ей избежать опасности. Но Дуара неожиданно споткнулась и упала.
Басто опять замычал. Оглянувшись, я обнаружил, что свирепое создание стоит на тропе всего в нескольких шагах от меня. Он не бросился в атаку, но медленно приближался, и я понимал, что зверь обязательно догонит нас раньше, чем мы успеем залезть на дерево. И все из-за секундной задержки, вызванной падением Дуары.
Оставалось одно — задержать зверя, пока Дуара не окажется в безопасном месте. Я вспомнил, как Камлот убил одно из этих существ, сумев отвлечь внимание зверя при помощи ветки с листьями в левой руке, и затем правой рукой вонзив меч под лопатку. Но у меня нет ветки, а всего лишь грубое деревянное копье.
Басто был почти рядом со мной, его налитые кровью глаза горели, белые клыки блестели. Моему возбужденному воображению он показался таким же огромным, как слон. Басто склонил голову, и новый громовой рев вырвался из его глотки.
Затем он бросился вперед.
