Запрет на вмешательство - Макс Алексеевич Глебов

Генерал на секунду о чем-то задумался, а потом повернулся к нашему строю.

— Благодарю за службу, бойцы! — негромко произнес он и жестом остановил нашу попытку ответить по уставу, — вы сделали очень большое дело для всей шестой армии. Капитан, пиши на отличившихся представление к государственным наградам. Вместе со своими людьми, кроме Нагулина, поступаешь в распоряжение комдива Соколова. Ты ведь разведчик? Вот он для тебя дело по профилю и найдет.

— Есть, товарищ генерал-лейтенант! Разрешите выполнять?

— Выполняй, капитан, — кивнул Музыченко и развернулся в сторону входа в свой блиндаж, — Ефрейтор Нагулин, за мной.

Я вошел в блиндаж вслед за командармом и офицерами штаба. Здесь все было обустроено куда более капитально, чем в штабе подполковника Лиховцева, что и не удивительно — совсем другой уровень командования. В дальнем углу у телефонной станции сидел дежурный в звании старшины. На столе одна поверх другой были разложены карты и схемы. Сверху лежала карта с нанесенной текущей обстановкой. Над ней, видимо, и работал генерал-лейтенант, когда нас к нему привели. Я бросил на изображение лишь мимолетный взгляд, но вычислителю этого оказалось достаточно. Он сверил нанесенные на карту значки с реальным положением частей и соединений и выделил желтым цветом несоответствия.

— Вот что, ефрейтор, — повернулся ко мне Музыченко, — нечего тебе у разведчиков делать. Показал себя толковым командиром, так командуй. Умеешь сбивать самолеты сам и заставлять это делать других — значит, дорога тебе в ПВО. Ночью мы пойдем на прорыв, и мне нужен командир усиленного взвода противовоздушной обороны, который будет прикрывать танковую колонну штаба армии. Поставить командовать взводом ефрейтора я не могу, но на то я и командарм, чтобы иметь возможность присваивать звания отличившимся бойцам. Давай сюда свои документы, Нагулин.

Я протянул генералу красноармейскую книжку.

— Илья Григорьевич, — обратился Музыченко к уже немолодому подполковнику, вошедшему в блиндаж вместе с нами, — подготовь приказ. За проявленные в бою высокие командирские качества при организации и управлении боем в масштабах взвода и большой личный вклад при успешном отражении наземной и воздушной атак противника, ефрейтору Нагулину Петру Ивановичу присвоить звание — младший лейтенант. Назначить младшего лейтенанта Нагулина на должность командира взвода ПВО в составе управления армии. Удостоверение выдай пока временное. Выйдем к своим — сделаем нормальное, но копию приказа за моей подписью Нагулину передай. Все, младший лейтенант, свободен. Остальные вопросы решишь со своим непосредственным начальником майором Свирским. Поздравляю с новым званием!

— Служу советскому союзу! — бодро ответил я, но вместо того, чтобы развернуться и покинуть штаб, вытянулся по стойке «смирно» и громко произнес. — Разрешите доложить, товарищ генерал-лейтенант!

Музыченко, уже начавший отворачиваться к начальнику штаба, вновь обратил на меня внимание.

— Докладывай, младший лейтенант, только коротко.

— Первомайск уже в руках противника, товарищ командующий армией. Наши отошли на юг. Кольцо окружения шире, чем отмечено на вашей карте.

В штабе как будто проскочил мощный электрический разряд. В мою сторону обернулись все офицеры, даже те, кто до этого был занят какими-то своими делами. Откуда-то внезапно вынырнул особист в звании полкового комиссара, и вперил в меня очень нехороший взгляд.

— Откуда сведения, Нагулин? — с напряжением в голосе спросил Музыченко.

— От пленного, товарищ генерал-лейтенант. Он из экипажа бомбардировщика, то есть обстановку знает неплохо просто в силу своих обязанностей. Я его лично допрашивал сразу после захвата, и он со страху многое выболтал. Не знаю, скажет ли он это сейчас еще раз, но тогда говорил, что участвовал в налетах на Первомайск и видел, как немцы выдавливают оттуда наши войска, причем по его оценке перспектив у обороняющихся не было никаких.

На самом деле конкретно про Первомайск немец ничего мне не говорил, но я надеялся на то, что он и сам не вспомнит, о чем болтал тогда в состоянии шока, а картинка со спутника четко демонстрировала, что восемнадцатая армия оставила город. Окруженные армии об этом, похоже, никто не предупредил, и теперь Музыченко строил свои планы исходя из того, что прорваться нужно только до Первомайска, а дальше уже будут наши.

— Знаешь немецкий, младший лейтенант? — подобрался еще сильнее особист.

— Знаю, товарищ полковой комиссар, — не стал запираться я.

— Все потом, Сергей Ильич, — остановил Музыченко полковника, вознамерившегося было завести любимую песню, — эти сведения нужно проверить. У нас есть связь с командованием фронта?

— Крайне неустойчивая, — с сомнением ответил начальник штаба, — Немцы глушат наши передачи помехами.

— Делайте что хотите, но информация у меня должна быть, вам ясно? И допросите этого немца — может, еще что-нибудь полезное скажет.

— Есть! — четко ответил начштаба и покинул блиндаж.

— Разрешите идти, товарищ командующий армией?

— Иди уже, младший лейтенант, — отмахнулся Музыченко, возвращаясь к карте.

Лейтенантской формы для меня не нашлось. Пришлось лепить знаки различия на обычную гимнастерку, хорошо хоть новую. Ее мне выдали вместо пострадавшей от пули и противособачьих упражнений сержанта Игнатова.

Поспать после ночного марша и боя мне удалось всего пару часов. Потом меня плотно взял в оборот майор Свирский. Получив указания от начштаба армии, мой новый начальник с облегчением свалил на меня все заботы о прикрытии от воздушных атак «колонны особого назначения», как ее здесь называли.

На самом деле, замысел генерала Музыченко был вполне разумным. На один хороший удар, способный пронять немцев до судорог в коленках, окруженные армии еще имели необходимые ресурсы. Да, нехватка боеприпасов и горючего. Да, много раненых. Да, нет поддержки с воздуха. Но еще в строю многие десятки танков и бронемашин, еще на ходу сотни грузовиков. Одних только полковых пушек почти сто штук. Если собрать наиболее подготовленных и морально несломленных бойцов, отдать им лучшее оружие и технику, снабдить остатками боеприпасов, то ночным ударом, когда не летает немецкая авиация, они смогут пробить оборону противника на глубину до двадцати километров, выйти к Голованевску и Первомайску, а там… А там снова немцы — пятьдесят второй армейский корпус. И эта информация оказалась для командарма страшным ударом. Похоже, он мне до конца не поверил — трудно расставаться с надеждой на спасение. Тем не менее, Музыченко был мужиком крепким, и сдаваться не собирался — это чувствовалось по все нарастающей активности в готовящихся к ночному прорыву войсках.