глаз, разом лишив Лихтмана зрения. Не удержавшись, профессор застонал, пытаясь сморгнуть набежавшие слёзы, и тут же услышал тихий, словно издевательский голос, нараспев произнёсший:
– Ай-яй-яй. Взрослый человек, мужчина, профессор, и так плохо переносит такую пустяковую боль.
– Кто вы такие и по какому праву меня арестовали? – проявил гонор Лихтман, едва проморгавшись и разглядев сидящего за столом человека в полевой форме без знаков различия.
– Решили включить дурака, профессор? – с интересом спросил мужчина. – Что ж, поиграем. Позвольте представиться. Майор контрразведки, Коломийцев. Как вы можете догадаться, по пустякам мы не работаем. А арестовали вас по обвинению в предательстве родины и передаче противнику данных по особо секретному проекту. Что скажете, господин профессор?
– Чушь несусветная. Я никогда этого не делал и ничего об этом не знаю, – возмутился Лихтман.
– Вот значит как? А что насчёт незаконных опытов, проводившихся над бойцами спецподразделений? – не унимался майор.
– Всё, что я делал, делалось по приказу генерала Маркова, – тут же ответил профессор.
– Ну конечно. Я должен был и сам догадаться, – усмехнулся майор.
Не выдержав, Лихтман перешёл на личности. Как следует рассмотрев допрашивающего его особиста, профессор усмехнулся и елейным голосом ехидно спросил:
– Скажите, господин майор, вам никогда не говорили, что вы очень похожи на лабораторного кролика альбиноса? Линзы красные в глаза вставить, и полный альбинос.
– Вы дурак, профессор, если до сих пор не поняли, что это седина, а не мой естественный цвет волос, – презрительно усмехнулся майор.
Не ожидавший такого ответа профессор поперхнулся и, прищурившись, всмотрелся в майора. Суровые, словно рубленые черты лица, высокие скулы, миндалевидные глаза и волосы цвета выбеленного серебра. Это действительно была седина. Невольно вздрогнув, Лихтман собрался с духом и, чуть усмехнувшись, ответил:
– Дурак, говоришь? Да нет, майор. Это ты дурак. С чего вдруг ты решил, что имеешь право хватать меня и предъявлять какие-то дурацкие обвинения? Всё, что я делал, делалось по команде сверху, и только перед верховными властями я буду отчитываться. А теперь сними наручники, извинись, и, возможно, не стану обвинять тебя в превышении полномочий. Можно даже сказать, что я не в обиде. Ты всего лишь тупой исполнитель. Мясо.
В голосе профессора звучало неподдельное презрение. Но, несмотря на всю экспрессию, с которой профессор выдавал свой монолог, майор даже не дрогнул. Чуть склонив голову набок, он с интересом выслушал всё сказанное, после чего, не спеша поднявшись, медленно подошёл к стулу, на котором сидел профессор. Подумав, что седой майор собирается снять с него наручники, Лихтман усмехнулся с видом победителя, протягивая ему скованные запястья.
Но вместо того, чтобы достать из кармана ключ, майор аккуратно снял с арестованного очки и, положив их на стол, чуть улыбнувшись, сказал:
– Гнида поганая. Неужели ты и вправду решил, что я в это дерьмо поверю?
И едва прозвучал этот вопрос, как профессор получил такой удар в лицо, что отлетел к стене вместе со стулом. Дальше майор не церемонился. Ухватив профессора за шиворот, он легко вздёрнул его на ноги и принялся старательно обрабатывать корпус, резкими ударами выбивая дыхание и отбивая внутренности. На ногах Лихтман держался только потому, что каждый удар майора подбрасывал его в воздух. Пара минут такой обработки, и любой клиент готов был сотрудничать.
Дав профессору упасть, майор несколько минут презрительно рассматривал стонущее и всхлипывающее тело, после чего вернулся на своё место, за стол.
– Ну что, тварь. Будешь колоться или снова начнёшь гонор показывать? – спросил он, дождавшись, когда профессор немного успокоится.
– Я ничего не буду говорить, – простонал Лихтман, даже не делая попытки подняться.
– Тем хуже для вас, профессор. У нас вполне достаточно фактов, чтобы прислонить вас к стенке и без вашего сотрудничества. Но раз вы настаиваете, придётся нам с вами прокатиться кое-куда.
– Куда ещё? – насторожился профессор.
– Здесь недалеко. Встретимся кое с кем. Посмотрим, что вы после этой встречи запоёте, – усмехнулся майор.
– А где генерал Марков? Почему я один арестован? Это он втянул меня в эту авантюру, вот пусть и отвечает вместе со мной, – истерично выкрикнул профессор, сообразив, что может переложить часть ответственности.
– Ему сейчас не до вас. У генерала теперь свои собственные сложности. Так что каждый из вас получит своё, – жёстко усмехнулся майор, убирая бумаги в папку.
Вздрогнув от его усмешки, профессор неожиданно понял, что действительно влип. И, похоже, очень серьёзно. Он не мог знать, что именно в эту минуту тот самый генерал, потея и заикаясь, старательно рассказывал полковнику из контрразведки всё, что знал о ходе проекта. И что допрос вёлся в соседнем кабинете, за стенкой. Но в отличие от профессора, генерал очень хорошо понимал, куда попал и что с ним может случиться. Поэтому на каждый задаваемый ему вопрос он отвечал так, словно находился на исповеди.
Диктофон бесстрастно фиксировал каждый звук, издаваемый генералом, а сидевший напротив генерала полковник с каждым словом всё сильнее сжимал кулаки, едва сдерживаясь, чтобы собственными руками не удавить этого дурака. Наконец, первоначальные показания были сняты, и генерала увели в камеру. От растерянности и испуга он даже забыл, что с офицером его ранга должны обращаться особо аккуратно. Только оказавшись в одиночке, Марков немного пришёл в себя и, усевшись на узкую солдатскую койку, уронил голову на руки, мечтая заполучить в руки пистолет с одним патроном.
* * *
Дождавшись оговорённого часа, Никита снял трубку телефона и, набрав номер Иевлева, принялся дожидаться ответа. Прошло уже две недели с того дня, как полковник свёл его с приехавшим на базу особистом. И с этого момента бывший спецназовец мечтал только об одном: снова вернуться в жизнь. Стать тем, кем он был всю свою жизнь. Офицером и солдатом своей страны. Прослужив в армии всю сознательную жизнь, он не мыслил для себя иной судьбы. Ведь оказавшись списанным, он так и не сумел бы найти себя в относительно мирной жизни. Особенно теперь, когда эту самую жизнь ему так круто изменили.
Каждый день своего существования он посвятил тому, что делал всегда. Уничтожению врага. И вот теперь у него появилась реальная возможность снова стать тем, кем он был. Каждый вечер он звонил Иевлеву, ожидая услышать хорошие новости, и каждый раз его просили подождать ещё немного. Судя по тону полковника, у контрразведки всё шло не так гладко, как планировалось. Услышав в трубке голос Иевлева, Никита коротко сказал:
– Это я. Что нового, командир?
– Завтра, в семнадцать ноль-ноль, ты должен быть в моём кабинете. Получишь свои документы, а дальше видно будет, – быстро ответил Иевлев.
– Как вы себе это представляете? – усмехнулся Никита. – Я ведь не на базе живу. Точнее, меня вообще не существует.
– Не морочь мне голову, – огрызнулся полковник. – За тобой Степаныч приедет. С ним и придёте. Завтра он нам сильно пригодится.
– В каком это
