— А тут, похоже, порох в мешке! — донеслось от другого егеря.
— Ваше благородие, а одёжу-то этих куда? — спросил подошедший с ворохом вещей Ярыгин. — Это вот от того, кого Васильевич подстрелил. — Он бросил всё на землю. — А там вон и того, за кем вы бежали, тоже сюда несут.
Тимофей на глазах у стоявших рядом драгун взрезал подклад у халата и всё прощупал, затем вспорол пояс, взрезал подошву у чувяков и оторвал их.
— Чудит Иванович, — прошептал Блохину Еланкин, поправляя на голове Лёньки перевязь. — Видать, с душевного расстройства это у него. Потемнел вон весь, изрубит, наверное, всех татар.
— Затягивай, крепче узел, Колька, — проворчал Блохин. — Их благородие знает, что делает, не сумлевайся.
— Теперь другого одёжу давайте! — крикнул Тимофей и начал перебирать внутренний подбой у поданного халата. — Та-ак, а ну! — И, взрезав кинжалом подклад, резко рванул ткань. Из прорехи на землю выпало несколько сложенных листов бумаги.
— Монсеньор Клермон Жан-Луи-Поль-Франсуа, — выхватил он из текста. — Написано на французском, жаль, не выучил я этот язык. Ладно, кому нужно — прочитают. Чернильная синяя печать, подпись, расшифровка: Маре, Юг-Бернар[24]. Видать, высокого птица полёта нам попалась. Так, а это что у нас? — На разворачиваемых листах стояли колонки цифр. — Шифр. А вот это совсем интересно. — На нескольких были явно расчерченные схемы крепостей или военных укреплений. Кое-где из указанных тут же названий можно было даже понять их местоположение. — Амамлы, форт, всё верно. — Тимофей кивнул. — Тут мы стояли. Гляди, как хорошо, правдоподобно укрепления изображены. Так, а вот нового ретраншемента у реки-то и нет, значит, ещё до его постройки гадёныш этот форт рисовал. Гюмри тоже форт и Артик. Гянджа, Шуша, Шемаха, Баку, Тифлис — это уже крепости. Крестики, как видно, пушки, а рядом цифры, возможно гарнизон.
— Сюда пленного давайте, — сказал он Кузнецову. — Илья, помогите Плужину! Всем в сторону отойти!
— Ну что, Жан-Луи-Поль, поясните мне на милость, к кому вы везли сии бумаги? — Тимофей показал развёрнутые схемы. — И не нужно упираться, я всё про вас уже знаю. Советую быть откровенным, это в ваших же личных интересах.
Сидевший на земле пленный, поглаживая перебитую пулей руку, только лишь сморщился и отвернулся.
— Ладно, время тратить на вас мы не будем, кому нужно — разберутся. А вот и начальство.
Со стороны села к посту скакали поднятые по тревоге первый и второй взводы вместе с командиром эскадрона.
— Гончаров, что у вас тут за стрельба?! — крикнул, спешиваясь, Кравцов.
— Здравия желаю, господин капитан. — Тимофей козырнул. — Шпиона поймали. — Он кивнул на сидевшего на земле раненого. — Помните, под Амамлами купеческий караван проверяли, там ещё один подозрительный человек был? Вот опять он здесь, только уже под другим именем и в другом караване шёл. Когда понял, что его опознали, начал со своим подручным отстреливаться и убегать. Двоих моих людей убили, гады. Его подручного мы пристрелили, а этого подранили. И вот что у него в подкладке халата ехало. — Гончаров подал найденные листы. — Тут и схемы крепостей, и расписано, сколько где пушек установлено и какой гарнизон. Ну а это его документ на предъявителя, как я понял. — Он подал капитану бумагу с печатью. — Ну и в повозках оружие с порохом ещё нашли.
— Я есть подданный Французский империй! — выкрикнул, глядя зло на стоявших рядом русских офицеров, раненый. — Вы не иметь право задержать меня! Мой император и ваш сейчас есть союзник! Я требовать уважительный к себе отношений! Вас всех казнить! — И зашипел от боли, оглаживая перевязанную руку.
— Хорошие вы союзники, — пробегая глазами текст, скривился Кравцов. — У меня брат вот только недавно под Аустерлицем погиб. А вы, месье, есть шпион, а таких принято расстреливать или вешать на месте, вы ведь даже и под определение военнопленного не попадаете. Так что уж лучше помолчите, а то я действительно вас своим драгунам отдам, поглядите, как они на вас смотрят. Так, Тимофей, я его забираю. — Он кивнул на француза. — Повезём в Шушу, там как раз генерал Портнягин сейчас со своим штабом стоит. Решит, что дальше с ним делать. С тебя, как только сменишься, подробный рапорт. Марков! — позвал он прапорщика. — Со своим взводом забираешь весь этот караван, со всем его барахлом, и гонишь его в село, там до приезда губернского чиновника всё в арестный амбар выгружаем. Молодец, Гончаров! Хорошее дело — шпиона задержать. Такая птица никак не меньше полноценного батальона весит.
Капитан с пленным уехал, а на душе у Тимофея была пустота. Только что он потерял двух товарищей, тех, с кем разделял кров и пищу, кто прикрывал его спину в штыковом бою и в лихой сабельной рубке. Потерял не в атаке или отбиваясь от превосходящих сил неприятеля, а при проверке грязного и вонючего купеческого каравана.
— Подсяду, Иванович? — подойдя, тихо произнёс Лёнька.
— Садись. — Тимофей подвинулся, и тот, потрогав обмотанный полотняным бинтом лоб, примостился рядом на камне.
— Вот и я тоже думаю, ну как же так? — угадав настроение друга, глухо произнёс Блохин. — Ведь в Тифлис уже хотели на квартиры отходить, мы даже закуп с Васильевичем на дорогу задумали. А теперь вот никуда он уже не уйдёт, будет тут с Яшкой под крестом заваленный камнями вечно лежать. На кой оно нам надо, тут, вдали от Рассеи, кровь свою проливать и жизни класть?
— А кому, как не нам, Лёнь? — Тимофей повернулся к нему.
— Как это? — не понял тот.
— Ну, кто, как не мы, не солдаты империи на её задворках, будем кровь лить? — спросил Гончаров.
— Так а на кой они нам, эти самые задворки? — задался вопросом драгун. — Я ещё понимаю, Рассею-матушку там, на её, на свойской земле защищать, ну да, это, конечно, империя. А тут-то зачем, на чужой нам земле?
— И тут, Лёня, уже империя, — вздохнув, негромко произнёс Тимофей. — И сотни тысяч, даже, может, и миллионы людей, которые сейчас за нашими спинами, они тоже её подданные. Не будем мы их защищать здесь, значит, враг потом придёт к Днепру и Волге. Империя, Лёня, должна быть сильной, тогда она сбережёт своих людей, даст им покой и порядок. Станет она слабой — начнётся хаос, а потом придёт враг, и погибнут миллионы. Поэтому мы и проливаем тут свою кровь, друг, мы, её солдаты. Всё не напрасно, Лёня, поверь мне, всё не напрасно…
Заключение
К девятому октября 1808 года Эривань была обложена со всех сторон войсками осадного корпуса генерал-фельдмаршала Гудовича. Всюду строились укрепления, возводились фортификационные линии и устанавливались артиллерийские батареи. Но безопасность всей этой блокадной линии не была обеспечена до тех пор, пока Хусейн-Кули-хан находился в непосредственной близости у реки Гарничай. Задавшись целью мешать осаде, он то подходил к Эривани со своей кавалерией и разбивал фуражирные партии, то снова скрывался в Ведисском ущелье. Гудович решил разбить или прогнать его за Аракс, для чего был сформирован отряд из двух рот пятнадцатого егерского полка, четырёх эскадронов нарвских драгун и пары сотен линейных казаков под общим командованием подполковника Подлуцкого. Позже к отряду присоединились семьсот человек татарской конницы под началом генерал-майора Орбелиани.
На рассвете семнадцатого октября Подлуцкий как снег на голову обрушился на лагерь Хусейн-Кули-хана. К сожалению, из-за несогласованности действий не все силы нападающих начали атаку одновременно, поэтому неприятель хоть и с большими потерями, но всё-таки успел бежать за Аракс, оставив в руках у русских обоз и даже собственную канцелярию хана. Полагая, что поражение, нанесённое врагу Подлуцким, сделает защитников Эривани более сговорчивыми, Гудович отправил очередное письменное послание с предложением о почётной сдаче крепости. На что получил категорический отказ от её коменданта. В это самое время были получены сведения о присоединении к Хусейн-Кули-хану большого отряда Фарадж-Улах-хана и о выдвижении неприятельской конницы из-за Аракса. Дабы не допустить её выхода в тыл корпусу, Гудовичем был усилен стоявший на Гарничае обсервационный отряд Подлуцкого. В это самое время, исполняя предписание главнокомандующего, генерал Небольсин выступил из Карабаха с отрядом в три тысячи человек при девяти орудиях в сторону Нахичевани, и двадцать седьмого октября у селения Карабаба он выдержал нападение целой армии Аббас-Мирзы. У неприятеля было три тысячи пехоты, десять тысяч конницы, двенадцать полевых орудий и шестьдесят фальконетов. В более чем четыре раза превосходили русских враги, но у нас были Лисаневич, Котляревский и те солдаты, которые били неприятеля под началом Карягина, и участь боя была решена. Аббас-Мирза, желая отрезать русский авангард от главных сил, повёл атаку в обход его флангов. Этим неудачным манёвром, видя ослабленный центр противника, не преминул воспользоваться полковник Лисаневич. Он сам перешёл в наступление и стремительно атаковал наиболее слабый участок боевого расположения персов. Последние оказались между двух огней. С одной стороны их громил Лисаневич, а с левого фланга повёл в атаку егерей Котляревский. С правого же показались главные силы русских под началом самого Небольсина. Персидскую армию охватила паника, и она ринулась в сторону Нахичевани. Небольсин продолжал непрерывное преследование и первого ноября при содействии преданного нам нахичеванского хана Ших-Али-бека взял город без боя, где и остановился, занявшись обеспечением своего отряда продовольствием и фуражом, а также восстановлением порядка в области.
