Василий Александрович замолчал, обреченно опустив голову.
– Тоску ты, дед, навел… жуткую… – произнес Синицын.
– Найдешь! Обязательно найдешь! – подбодрил своего наставника Валера.
– Теперь, ребятки, давайте спать. Завтра с солнцем подъем, и – в путь, – проговорил археолог, залезая в палатку.
Я укутался в спальный мешок, но сон не шел, несмотря на усталость. В голове копошился рой разнообразных мыслей. Сильное впечатление оставил рассказ Василия Александровича, он зацепился за мозг, как тучи цепляются за горы, и будоражил сознание. Человек столько пережил в своей жизни, столько видел и все равно остался жизнерадостным, веселым и энергичным человеком. А у меня, что было в жизни? Что я знаю, кроме истории? Как дед сказал профессору: «Забери у тебя науку, ты же умрешь с голоду». То же самое, наверное, относится и ко мне. При этих мыслях у меня появился легкий дискомфорт и раздражение внутри. Сначала я связал это с мыслями о своем немощном положении, в котором я мог бы пропасть без истории, но немного подумав об этом, внутренним чутьем понял, что ошибаюсь. Я стал перебирать возможные варианты причин появления дискомфорта, и когда мои мысли коснулись моего прошлого, пережитого в этой жизни, чувство неловкости и раздражение усилились. Похожие ощущения я испытывал при разговорах с людьми, у которых все темы общения связаны с минувшим, с тем, что они уже прожили, но никак не хотели отпускать от себя пережитое, и продолжали переживать его еще много раз – в мыслях и разговорах о тех событиях. Я – историк, и прошлое – моя профессия. Но меня раздражает, когда люди ведут себя как страусы, прячут голову в былое, отказываясь думать о будущем, и не видят настоящего. Прошлое для них известно, в нем жить проще, а будущее – неизвестно, и оно пугает. Менять что-то в настоящем из-за неведомого будущего – страшно. Сейчас объектом раздражения был я сам. О чем-то я подумал, что вызвало раздражение. Может быть, о том, что я ничего не умею и не знаю, кроме истории? Конечно. Это ведь все тот же страх перед будущим. Если я думаю, о том, что я ничего не умею, значит, я боюсь оказаться в ситуации, перед которой я буду немощен. Немощным перед ситуацией меня делает не то, что я ничего не умею, а страх перед ней. Стоит мне только перестать ее боятся и почувствовать себя сильным, как ситуация станет простой. Если я не могу по своей неопытности изменить ситуацию, я могу изменить взгляд на нее, и для меня она станет другой. Я прислушался к своим ощущениям – дискомфорт пропал. Значит, я договорился с собой. Изменил взгляд на ситуацию, и теперь я умею все, что я захочу. Я улыбнулся сам себе. Как сильно изменилось мое мышление – буквально за пару дней. Стоит увидеть свой внутренний мир – и мир внешний уже воспринимается иначе. Даже понимание того, что мы можем остаться в этих горах, перестало пугать. Если в начале пути, пока мы ехали сюда, мысль о возможной смерти пугала, то теперь она воспринимается легко, после того как увидел, что после смерти жизнь еще более хороша, чем теперь. Вместо страха перед смертью появилось благоговение, состояние радости, что, возможно, скоро отстреляюсь в этой жизни и начну следующую.
В полной темноте, я разглядел маленький, еле заметный квадрат, с легким свечением. Я поднялся на ноги и увидел, что квадрат – это маленькое окошко в прямоугольной комнате.
– Бога нет! – услышал я свой голос.
Это уже было. Я видел это место.
– Если бы он был, то не допустил бы чтобы невиновного человека, честного и стремящегося помочь людям, наказали. Бога нет. Справедливости нет! – опять слышу я свои слова.
В заточении я отрекся от Бога, – понимаю я происходящее. Поэтому советник и не стремился к духовному развитию. Он был уверен, что высших сил, справедливых и благородных нет.
– Мы не знаем, что для нас хорошо и что – плохо, до тех пор, пока не пройдет время или не увидим происходящее объективно. Высшие силы дали советнику шанс познать Бога в самом себе. Если мы Богу нужны, и он нас любит, то посылает нам испытания, благодаря которым мы становимся сильнее, мудрее. Если мы не поймем испытания, то, возможно, отречемся от Бога, как это сделал советник. Но опыт свой все равно получим, – звучит знакомый голос.
– Собрались уже все, вставай!
– Что ты говорил? – спросил я разбудившего меня Толика.
– Я говорю, собрались уже все, вставай!
– Нет, до этого что ты говорил? Про испытания, которые нам посылают высшие силы?
– Ты че, тезка? Какие силы? У нас с рассвета только одна сила, которая всех будит и тормошит, дедова. На тебя одного, по всей видимости, она не действует. Ты – с высшими силами…
– Снилось мне что-то. Подумал – ты мне говоришь… – объяснил я, протирая глаза.
– Я понял. Вставай! В дорогу пора. – И голова Толика вынырнула из палатки.
– Смотрите: две скалы, с одной стороны черная, с другой белая, – раздался голос Василия Александровича. – Добрая и злая… Скалы словно поссорились и разошлись, не смогли вытерпеть друг друга… Прямо как у людей – добрый человек со злым ужиться не могут…
Я вылез из палатки и посмотрел в сторону обсуждаемых дедом скал. И верно: с одной стороны прохода скала была светлой, с другой – темной и действительно казалась более злой и мрачной, чем ее подруга напротив. Изгибы скал говорили о том, что когда-то они были вместе, каждый изгиб с одной стороны в точности повторял изгиб с другой стороны.
– Я с тобой не согласен, – возразил Синицын. – Есть семьи, где муж добрый, а жена злая, и наоборот. Вот у меня есть знакомый мужик, так он просто светится добротой, слова от него плохого не услышишь. А жена у него – ведьма ведьмой, глаза злющие, в лице желчь. Бр-р-р… – Синицын передернул плечами. Как вспомню, так трясет… Что ни слово, то чернуху прет. И ничего – живут вместе.
– Ты хочешь сказать – они живут? – в голосе деда послышался вызов на спор.
– Живут… – невозмутимо ответил Синицын.
– Они существуют рядом… Сосуществуют… Терпят друг друга из-за детей…
– Я разве сказал, что у них есть дети?
– Это и так понятно. Другой причины здесь быть не может…
– Да. У них есть дети, но я думаю, что не это главная причина их совместной жизни. Когда они вместе, мне кажется, что они счастливы…
– Вот именно – тебе кажется! Если они такие, как ты говоришь, то между ними даже симбиоз трудно себе представить. Я считаю, что в промежутке между добром и злом может быть только страсть, которая делает людей слепыми и безмозглыми, а когда страсть проходит, возвращается зрение и ум, но тогда уже поздно сетовать, что в бездумье наделаны дети. Между добрым и злым может быть лишь сосуществование – ради детей, но никак не жизнь в том понимании семейной жизни, как вижу ее я – в счастье и любви. Попробуй от такой ведьмы уйди вместе с детьми, она же вместе с мужем и детей порежет со злобы… Или оставить детей у нее… Кто вырастет? Она всю свою злость на детей будет выливать! Сейчас муж буфером работает, на себя все принимает, а оставь их с нею – воспитает потенциальных маньяков, которые всю полученную злобу от матери выльют на своих жертв. Нет, я считаю, что добро со злом жить не может. И эти скалы – тому безмолвное подтверждение.
