Оставшийся в комнате телохранитель оправился чуть быстрее, чем перетрусивший хозяин, и, выхватив из-под полы длинный прямой кинжал, бросился ко мне.
– Убей этого демона! – завизжал очнувшийся Чико, с поразительной быстротой сдавая к стене.
Я повернулась к налетевшему на меня бандиту и ударом руки порвала ублюдку горло. Он даже не успел взмахнуть своим оружием и рухнул, хрипя и булькая кровью у моих ног. Я повернулась к Чико и, нарочито медленно слизнув с когтей кровь, протянула руку к горлу хозяина ночных крыс. Он в испуге прикрылся локтем, глядя из-под него обезумевшими глазами.
– Ты отдашь то, что принесет твой гость, мне! – произнесла я грозным голосом, гипнотизируя хозяина “Пьяного мельника”. – Иначе расстанешься с жизнью так же быстро, как и твой недоносок!
Чико испуганно закивал.
– А если твой Бейдар забудет, что должен беречь как зеницу ока чужеземца, ты проживешь после этого очень недолго!
Чико продолжал исступленно кивать, глядя на меня побелевшим от ужаса глазом.
Чем демон не шутит, может, его телохранитель действительно великий воин. Так пусть и занимается своим делом: охраняет от дорожных случайностей моего мужчину. Я не всегда могу поспеть вовремя. Тут я подумала, как бы эта скотина не проболталась о нашей встрече. Может, в этом мире есть и те, кто знает перворожденных не понаслышке. Уж придворный маг точно о нас осведомлен.
– И запомни, ночная крыса, – нагнулась я к окончательно деморализованному хозяину таверны, – если кто-то узнает о нашей беседе – жить тебе останется еще меньше. Два или три удара сердца. Ты понял?!
Замерший было Чико опять часто-часто закивал, из-под под его халата потек ручеек.
– Фу, – я отодвинулась от потерявшего контроль над своим телом хозяина таверны. – Я тебя буду навещать время от времени, повелитель ночных крыс. Только не забудь сменить белье к моему следующему приходу.
Солнцеликий. Столица Степи
– В чем дело?! – Хан оторвался от извивающейся наложницы и уставился на занавеску.
– Солнцеликий, – проблеял за портьерой испуганный голос, – от Ягаты прибыл гонец…
– Ты не мог подождать до утра?! – прорычал хан. – Разве я не приказал не беспокоить меня?!
– Но он привез красную тамгу… – По голосу можно было понять, что начальник ночной стражи отчаянно трусил, зная, каким непредсказуемым бывает гнев верховного хана, однако твердо стоял на своем.
– Поставить его на место, Солнцеликий? – писклявым голосом спросил сидящий у окна Усман.
Хан бросил взгляд на евнуха. Когда-то Усман был одним из лучших воинов Степи, нынешнее же его положение объяснялось тем, что он положил глаз на одну из многочисленных наложниц из ханского гарема. Хан поначалу решил отрубить ему голову, но потом ему пришла на ум другая идея. Усмана оскопили и отправили евнухом туда, куда он так стремился попасть, будучи мужчиной. Хану очень понравилась его затея, тем более что из Усмана действительно со временем получился неплохой евнух. Одного только не мог понять хан: почему Усман даже не попытался отомстить. Он бы на его месте не преминул загнать нож под ребро своему обидчику. Наложницу верховный хотел подарить одному из южных ханов, но Сеиду спасло то, что она родила сына, и хан смилостивился.
– Уведи ее, – хан кивнул в сторону лежанки, где сжалась в комок испуганная женщина, и повернулся к занавесу. – Входи!
Начальник ночной стражи вполз на коленях в покои хана и склонил голову.
– Ну, где эта тамга? – Хан недовольно протянул руку, провожая сожалеющим взором стройную полураздетую фигурку, покорно бредущую за уже начавшим заплывать жирком Усманом.
Начальник ночной стражи, не смея поднять головы, протянул овальную гемму из полупрозрачного красного камня, на которой был выбит орел.
– Хм, – хан задумчиво подергал себя за небольшую бородку, разглядывая тамгу.
Когда-то очень давно он оставил ее Ягате. Колдунья должна была использовать тамгу только в том случае, если сообщение нельзя было доверить гонцу ни в письменном, ни в устном виде. Значит, пришло время посетить стоянку прорицательниц самому хану.
– Прикажи, чтобы готовили коней, – бросил хан все еще коленопреклоненному стражнику. – С рассветом выезжаем к Ягате.
– Слушаюсь, – в голосе начальника ночной стражи явственно читалось облегчение, что он так легко отделался, прервав развлечения хана. – Какая охрана будет сопровождать Солнцеликого? – он, наконец, осмелился поднять голову и вопросительно воззрился на хана.
– Моя личная тысяча, – хан со злорадством наблюдал, как разочарованно вытянулось лицо воина.
Верховный с успехом проводил в жизнь принцип: разделяй и властвуй. Поднявшись на самую вершину буйной, кочевой вольницы Степи, тогда еще один из множества равных, он быстро оградил себя от возможных соперников, перессорив между собой самые влиятельные роды. Теперь им было не до военных переворотов. Межплеменные распри заставили забыть старейшин, что на трон забрался никому не известный выходец из захудалого южного рода. Хан же, на время оградив себя от претензий богатых родов, взялся за организацию личной безопасности. Он учредил ночную и дневную стражу, поставил во главе этих воинских формирований непримиримых соперников из враждующих родов, здраво рассудив, что они скорее перережут друг другу глотки, чем пойдут на сговор. Кроме того, хан создал еще и личную тысячу охраны, куда отбирал людей сам, руководствуясь только их боевыми качествами и невзирая на происхождение. А тысячником поставил своего бывшего телохранителя, прошедшего с ханом все тяготы пути на вершину пирамиды. Назначение командиром элитной тысячи простого воина вызвало бурю злобы и зависти среди столичной знати. Архака несколько раз пытались подкупить, потом отравить, но, когда на главной площади на колу появилась голова одного из особо рьяных недоброжелателей, остальные притихли и оставили тысячника в покое.
Хан неторопливо трусил по дороге, с наслаждением вдыхая ароматы буйного степного многоцветья. В Златоградье, куда отправился с посольством его сын Самед, уже вступала в свои права холодная и унылая осень высокогорья, здесь же, в Степи, еще вовсю царствовало лето. Личная тысяча хана, разбившись на сотни, следовала чуть поодаль, чтобы повелитель не глотал пыль, поднимавшуюся из-под множества копыт. По сторонам кортежа то тут, то там возникали на горизонте дозорные, посланные предусмотрительным командиром тысячи.
– Зачем было поднимать всю тысячу, Архак? – Хан взглянул на ехавшего рядом старого воина. – Неужели сейчас нам кто-то угрожает? Или ты так боишься нечисти?
– Я не так опасаюсь нечисти, как твоих подданных, Качар, – Архак усмехнулся одной половиной лица. Вторую половину пересекал рубец от сабельного удара, изуродовавший физиономию верного телохранителя. Наедине с ханом Архак часто называл его просто по имени, как во времена их молодости.
