— Во всем этом мире не может быть ничего такого, чему нельзя было бы найти объяснения, — втолковывал Оттару Кай. — А отыскав объяснение, ты вникнешь в сущность явления. А вникнув в сущность, ты сможешь этим явлением управлять. Вот это–то и есть магия. Искать непонятное и делать его понятным.
Северянин не возражал своему учителю. На словах–то все было ясно. А вот на деле…
— Получается, — ожесточенно скребя в затылке, говорил Оттар, — на всем белом свете нет ничего невозможного. Все, чего тебе захочется, ты сумеешь сделать. Так? Магия, выходит, всесильна?
— Нет, — возражал Кай. — Всесилен — человек. Магия — всего лишь орудие в его руках. Средство постижения мира.
— Ну а ежели… — продолжал натужно размышлять северный рыцарь, — ежели так оно и есть… Почему же тогда люди всесилия–то своего не видят? Живут — кроты кротами…
— Непонятное рождает страх, — отвечал юный болотник. — А страх ведет к отторжению и лени. Страх — вот то главное, что необходимо преодолеть прежде всего.
— Страх! — фыркал Оттар. — Ну, в этом ты что–то путаешь, брат Кай. Вот меня взять… Разве я чего боюсь? Да ничего! А в магию эту вашу въехать все никак не получается…
— Страх, брат Оттар, — отвечал Кай, — штука гораздо более глубокая и сложная, чем ты привык полагать.
— Чего тут полагать? — парировал северянин. — Страх — он и есть страх. Удел слюнявых слабаков. Я что — слабак, что ли? Получается, я не могу врубиться в магическую премудрость, потому что чего–то боюсь?
— Да, — вдруг неожиданно подтвердил Кай. — Потерять себя прежнего. Потерять веру в то, что физическая мощь, коей тебя щедро наградили боги, не та сила, которая правит миром.
— Нет, это–то я понял!..
— Ты не достиг окончательного понимания. Ты не признался в этом самому себе. Потому что подспудно знаешь: признаешься — и выпустишь из глубин своей души ужас осознания собственной слабости.
— У–у–у… — стонал Оттар, ушибленный тяжестью этих громоздких слов. — А попроще–то объяснить — это как, можно?..
— Можно, — соглашался Кай.
И разговор начинался сначала…
Взошло солнце. Тишина растворилась в пении полевых птиц и стрекотании очнувшихся от сна дневных насекомых. Искомые травы он собрал и сложил в поясную сумку — значит, задание, полученное от Кая, можно было считать выполненным. Пришла пора возвращаться в лагерь, чтобы поспеть к тому часу, когда его спутники снимутся с места. Оттар бросил взгляд в сторону далекого города и проглотил слюну. Завтрак он уже совершенно точно пропустит… но отобедать уговорились в стенах этого вот города. Денег, тех, что барон Жаром упросил принять его высочество принцессу Литию, оставалось еще порядочно. Должно было хватить на десяток самых шикарных трапез в самых шикарных трактирах. И это тем более хорошо, что до Дарбиона осталось не более трех дней пути — больше двух недель прошло с тех пор, как путники покинули гостеприимный замок щедрого барона.
Прежде чем вскочить на коня, северный рыцарь глянул в сторону леса, к которому здорово приблизился, пока искал травы. Глянул и… отпустил руку, сжавшую луку седла.
Над лесной опушкой беспокойно кружились птицы.
Слышать и видеть то, что другие ни за что не могут услышать и увидеть, то есть обращать внимание на детали, которым все прочие не придали бы никакого значения, — являлось, пожалуй, одной из самых сложных наук, постигаемых болотниками. Оттар не раз честно признавался самому себе в том, что пройдет еще немало времени, прежде чем он до конца освоит эту премудрость. И сейчас рыцарь довольно усмехнулся. Птицы явно чем–то обеспокоились. Можно было рассмотреть опушку леса — там никого не наблюдалось. Поросли кустарника — и только. Но ведь у беспокойства птиц имелась причина… Значит, на лесной опушке что–то происходило.
— Хорошо… — пробормотал Оттар, — хорошо… Лучше, чем обычно.
Он даже оглянулся, словно ища кого–то, кто еще, кроме него самого, мог бы похвалить его за наблюдательность. Но ни брата Герба, ни брата Кая, конечно, рядом не увидел.
Тогда северянин взлетел в седло и направил коня в сторону леса.
Тех, кто прятался на опушке, он услышал раньше, чем увидел. Эти люди, впрочем, и не особенно таились. Иначе зачем им, залегшим в густом кустарнике, было бы перекрикиваться друг с другом, оглашать окрестности кашлем, сморканием и лязгом оружия?
«Не менее трех десятков, — определил Оттар, — ничего себе толпа… Непохоже на разбойничью засаду. Да и кого тут дожидаться, ранних грибников?..»
Тем не менее северянин вытащил из наспинной перевязи топор, а в руку, которой держал поводья, взял один из метательных ножей. Коня он пустил шагом, а сам низко пригнулся за конской шеей, чтобы обезопасить себя от возможных стрелковых атак.
Но никаких атак не последовало.
Когда до опушки оставалось всего несколько шагов, из ближайшего к Оттару кустарника вынырнула всклокоченная рыжая голова.
— Добрый господин! — трагическим шепотом запричитал рыжий. — Никак не можно ехать сюда! Уезжайте, уезжайте!
— Чего такое? — поинтересовался северянин.
— Нехорошо здесь! — также шепотом сообщил рыжий. — Нельзя!
— Что ж ты сожрал такое, любезный, ежели от своих кустиков людей отпугиваешь? — не удержался Оттар и сам гоготнул над собственной шуткой.
— А? — захлопал глазами новый знакомый.
Кусты зашевелились — и тут, и там. Прятавшиеся показали себя. Оттар с удовольствием отметил, что почти не ошибся в определении их количества — людей было немногим менее тридцати. Один из них — немолодой мужчина с очень худым лицом и бородой настолько пышной, что невольно думалось: такой бороды хватило бы еще на пару человек — глянул на северянина сурово.
— Кто ты, путник? — приглушенным строгим голосом спросил он.
Оттар внимательно оглядел мужчину. На нем были легкие доспехи пехотинца и круглый шлем. Вооружение пышнобородого разглядеть оказалось невозможно, так как кустарник скрывал его до пояса, но отчего–то казалось: этот мужчина наверняка из тех, кто постоянно носит при себе меч или ручной топор. И умеет с ними обращаться.
В руках у тех, кто поднялся из своих укрытий, были копья и алебарды.
— А ты кто? — спросил в ответ Оттар.
Пышнобородый нахмурился, в свою очередь разглядывая северянина. По кожаному доспеху, боевому топору и нескольким метательным ножам, висящим на поясе, в Оттаре легко можно было узнать воина. А по тому, что он путешествовал в одиночестве и налегке — предположить наемника, ищущего хозяина.
— Я первым задал вопрос, юноша! — рыкнул пышнобородый. — И хочу услышать ответ на него как можно скорее. Иначе придется препроводить тебя в тюрьму города Арлема. А там умеют быстро развязывать языки!
