Ознакомительная версия.
Едва соперница скрылась из виду, Руни почувствовала себя виноватой. Ведь Владыка Асгарда мужчина. И дедушка говорил, что всем мужчинам нужна время от времени женщина. А эта, с косой, была ничуть не хуже, даже красивее остальных. Она, пожалуй, сумела бы отвлечь Отца Дружин от печальных мыслей. Рунгерд старалась и никак не могла понять, что заставило ее прогнать чужачку. Глупая гордыня, и только.
Девушка виновато приоткрыла дверь. Багровые лучи заходящего солнца лились в узкие окошки под крышей конюшни. Ржали лошади. Сперва она не заметила Хрофта, а увидела лишь стоящего на ногах Слейпнира. Облегченно вздохнув, она бросилась на шею коню, шепча что-то ласковое.
— Не нужно. Он еще слаб, — донеслось из глубины пустого денника, заваленного сеном. Глаза уже немного привыкли к полутьме, и девушка различила мощную фигуру Хрофта. Он сидел, закутавшись в плащ.
— Я хотела попросить твоего прощения, — проговорила Рунгерд, сама удивляясь, как робко прозвучал ее голос.
Отец Дружин поднялся, но не торопился приблизиться. Оперся рукой о створку двери денника.
— Попроси. Хочу хотя бы раз услышать, как ты просишь, девочка. Раньше ты всегда требовала. Может, и из тебя выпило силы мое заклятье? И теперь ты стала покладистой? — Горькая насмешка в словах Родителя Ратей била без промаха.
Рунгерд обиженно фыркнула и развернулась, чтобы уйти. Правильно она не пустила сюда ту готовую на все девку. Если Древний Бог намерен исходить ядом, пусть травит себя.
— Почему ты пришла? — окликнул ее Хрофт тем же бесцветным голосом. — Посмотреть, жив ли я еще? Жив ли Слейпнир? Или тебе понадобилось сено для чьих-нибудь лошадей?
— Мне… было холодно, — отчего-то не в силах солгать, прошептала Рунгерд.
— Мне тоже, — отозвался Отец Дружин. — Проклятые ночи в Хьёрварде всегда слишком холодные. Там, дома, в Живых скалах, я готов был сидеть у очага ночи напролет, и все равно казалось, не могу согреться. За десять лет отвык. А теперь вот… снова.
Рунгерд сама не заметила, как оказалась рядом. От него пахло потом и сеном. И кожа оставляла на губах соль. Руни поднялась на цыпочки и обняла его, уткнувшись лицом в ключицу, обхватила руками широкую шею Отца Дружин. Может быть, та, что столько лет спала у нее внутри, и делала так раньше, Рунгерд не могла вспомнить. Но на мгновение, когда огромные, мощные руки Хрофта коснулись спины девушки, ей стало тепло.
Все остальные были чужими. Он не был. Руни показалось, что она прикасалась к нему уже тысячи раз. Что знала вкус и запах его кожи. Или это знала та, другая, что изредка пыталась проснуться. Да хоть бы и так. Все то, что было в этот момент Рунгерд, хотело одного: оставаться рядом, в его руках. Потому что там тепло.
Она слышала собственное дыхание, сбившееся, замирающее на границе стона. И не удержала разочарованного вздоха, когда Отец Дружин выпустил ее из объятий и отстранился.
— Я ведь даже не знаю, кто ты, — прошептал он, заставляя себя отвернуться от девушки.
— Я? — не сразу уловив смысл его слов, перепросила Руни.
— Ты — Древняя. Одна из тех, о ком я горевал. Но… — Хрофт выругался так, что Рунгерд смущенно опустила глаза. — Я не знаю, кто ты. Ты как будто все они сразу и никто. Я не могу понять…
Девушка задумалась, не глядя на Хрофта. Но через невыносимо долгое мгновение потянулась рукой к шнуркам плаща.
— Я — Рунгерд, — со слабой, обезоруживающей улыбкой проговорила она. — Дочь мечника Торварда, внучка лекаря Ансельма. Но в народе меня зовут просто Девчонкой…
— Раз, два. Бег. Руки. Открывай. Нет, ты и ты — снова! — звенел девичий голос. Эхом отзывался топот нескольких десятков ног.
Хрофт проснулся, сел и некоторое время выбирал из волос и бороды соломинки и вслушивался в доносившиеся из-за стены короткие команды. Руни поднялась до рассвета. Тихо, так, чтобы не разбудить его. И Хрофт не стал открывать глаза — притворился спящим. Она убежала совсем незадолго до того, как в дверях показался сонный Эймунд, пришедший спросить, не надо ли чего Отцу Дружин или Слейпниру.
Конь благодарно и чуть снисходительно принял из рук паренька угощение, а Хрофт только махнул рукой: ступай, мол, ничего не надо.
Минувший день отзывался болью во всем теле. Руки и ноги казались налитыми свинцом. Вчера горевший в крови огонь битвы, потом — страх за жизнь Слейпнира и, наконец, прошедшая ночь держали боль в узде, не позволяя ей взяться за Отца Дружин всерьез. Но едва он остался один, как мучительная ломота в лишившемся магии теле едва не заставила его завыть. Кожу кололи ледяные иглы, невидимая сила выкручивала суставы.
Хрофт с трудом заставил себя подняться на ноги.
— Бегом. Руки. Открывай! — доносилось снаружи. — Держи плечо!
Руни не теряла время даром. Хрофт знал, что она права: противник мог появиться в любую минуту. Наверняка купол привел в ярость и развоплощенную волшебницу, и чародеев Брандея. Да что там, Отец Дружин хорошо мог представить, как неистовствует сейчас Ракот и как досадует на свою доверчивость Хедин. Хотя, возможно, главными врагами являются не маги и даже не Новые Боги, а совершенно иные, более грозные сущности. Владыка Асгарда слишком сильно качнул маятник, нарушил Равновесие и теперь ждал худшего. Наверняка Орлангур и Демогоргон не оставят без внимания сотворенное Хрофтом. И заслонить Руни от их гнева Отцу Дружин было уже нечем. Минувшая ночь делала чувство беспомощности еще острее.
Но было во всем этом кое-что утешительное. Для того чтобы расправиться с нарушителями Закона Равновесия, любому из сильных мира сего нужно было войти под купол. Купол, лишающий магии. Почувствовать на себе всю мощь древнего заклятья и всю жажду, терзавшую закрытый мир.
Владыка Асгарда понимал, что совершил нечто непозволительное, дурное. Сделал ошибку. Но он всего лишь пытался защитить единственную родную душу. И создал для нее маленький мир. Мир людей. И в этом мире Руни потихоньку начинала осознавать свою силу.
Солнце на две трети поднялось над лесом, а на краю поля уже выстроились в один ряд около тридцати человек. Видимо, гномы и Велунд не потеряли ни единой минуты. Все тридцать воинов были облачены в новые коричневые плащи из тонкой кожи. На некоторых вместо ремней — полотняные петли. Хрофт едва не выругался, увидев, что на Рунгерд надет ее старый летный плащ. Неподалеку у исправленной катапульты стоял Эймунд. Парнишке явно хотелось поучаствовать в учениях новых летунов, но он не решался подойти к госпоже. Рунгерд ругалась, снова и снова заставляя новобранцев повторять одно и то же: разбег, руки в стороны, прыжок.
Ознакомительная версия.
