— Мне кажется, что ты нагородил всю эту кучу объяснений, аргументов и логических доводов только для того, чтобы скрыть свою слабость. Я думаю, ты просто не в состоянии выполнить мою просьбу и не способен сделать хоть что-то без команды с главного пульта, даже под угрозой больших неприятностей.
Он сказал это, и сразу же его уверенность испарилась без следа. Более того, ему стало стыдно, каким жалким лепетом прозвучали его слова. Попытка взять космолетуна самым примитивным образом на «слабо».
Чушь собачья! Позорище!
Космолетун засмеялся.
— Так дешево меня еще никто купить не пытался, — сказал он. — Думаю, и в будущем такого наглеца просто не отыщется. Ну, ты и деятель!
Мятеж.
Он мысленно произнес это слово, попробовал его на вкус, словно оно было неожиданно появившейся новой составляющей стандартного, всем надоевшего рациона.
И вот она, эта составляющая, как и прочие, завернутая в саморазогревающуюся и саморастворяющуюся после использования оболочку, ждет, когда ее попробуют и, поразившись непривычным вкусом, разразятся одобрительными возгласами. Через неделю она, конечно, приестся и ничего, кроме скуки, не будет вызывать. Однако пока-пока…
Мятеж.
А почему бы, собственно, и нет? Что в этом такого? И разве подобное не в обычаях преследователей? Да полно, стоит только вспомнить происходившее прошлым летом на «Дмитрии Федотове» или заварушку среди эскадры преследователей, вознамерившейся захватить остров Жизнерадостных кроликов? Не говоря уже о свирепой резне на борту «Глаза дракона», в результате которой его команда так поредела, что корабль едва дошел до гавани.
Ну, конечно, если мятеж не удастся, то Морган его без всякой жалости прикажет повесить. И что? Разве в любом бою у него нет таких же примерно шансов погибнуть от шальной пули?
Сколько угодно. Причем именно сейчас эти шансы даже меньше. Ему подчинены все абордажные команды. А «румыны» пойдут за ним без рассуждений. И если они, забаррикадировавшись возле двери на Землю, сумеют удержаться там достаточно долго, давая возможность найти прячущийся сейчас экипаж корабля, а также заставить его выполнять все приказания, мятеж можно будет считать удавшимся.
Кто помешает ему закрыть дверь, соединяющую его с Землей, и попытаться захватить какую-нибудь планету? Никто. А «румыны», конечно, будут сдерживать атакующих столько, сколько нужно. На то они и «румыны». До последнего момента избегают драки, но, если чувствуют хорошую поживу, одолеть их не может никто.
Вот только сначала нужно убить этих самых дроков. А после… А после начнется его, лично его игра. И уж тут он некоему авантюристу кое-что припомнит. Только бы тот кинулся в атаку лично.
А уж он прикажет «румынам» захватить его живьем. Обязательно — живьем.
Сахо плотоядно улыбнулся.
Судьба на стороне дерзких. А тому, кто всю жизнь выполнял чужую волю и кому это надоело хуже горькой редьки, дерзости не занимать.
Ей-ей, не занимать!
Он принюхался.
Пахло просто мерзко.
Ну еще бы. Если учесть, что в метре от него два воина вовсю работали лучевиком, прорезая дыру в предпоследней преграде. За ней должен быть зал, а там — второй проход справа, может быть еще одна преграда, которую придется убрать, и они у цели.
Пахло.
Но в запахе сгорающей плоти корабля не было даже намека на жареное мясо. А вот какой-то неприятной химией явно воняло.
Получается, это на самом деле не плоть, а какой-то ее заменитель. Или мясо инопланетян пахнет не так, как на Земле? Вот так незадача. Выходит, там, на других планетах, не удастся даже и поохотиться, чтобы зажарить хороший шашлычок.
Шашлычка ему захотелось… Ладно, там наверняка есть целая куча и других развлечений. А специально за шашлыками он может заглянуть и на старушку-Землю.
Последняя мысль командиру абордажников понравилась. Может быть, он, кроме всего прочего, станет еще и королем Земли? Так ли трудно это сделать, если удастся подчинить себе такую силу, как корабль небожителей?
— Ходу, парни, ходу, — подогнал он орудовавших лучевиком. — Если мы опоздаем, мало не покажется. Живыми не уйдем. А вот если успеем, добычи хватит на всю оставшуюся жизнь.
— И девочки? — спросил один из воинов.
— Сколько угодно, — ответил Сахо. — Любых. Ты сможешь даже составить себе гарем. Штук тридцать тебе хватит?
— Тридцать? Хватит, конечно.
— Ну вот и получишь. А наскучат, будешь меняться с товарищами. Можно даже не глядя, гарем на гарем.
— Не глядя? Это — круто.
— А как ты думал. Теперь все будет круто. Надо только захватить корабль и суметь не отдать его разным там трусам, не рискнувшим на него сунуться, побоявшимся за него пролить кровь. Так, как это сделали мы.
— Мы? А что, так и есть.
— Вот-вот. Зачем нам делиться с теми, кто сейчас полеживает в тенечке и ждет, когда им на подносе принесут самую большую добычу на планете Земля за последние сто лет?
— Это ты… хм, я понял, — пробормотал воин.
— А если понял, то шевели мозгами, но сначала мы должны захватить этот корабль. А потом уж настанет пора дележа. И в этот раз он будет справедливым. Всем понятно?
Командир абордажников специально сказал «всем». Он ничуть не сомневался в том, что к их разговору прислушиваются и другие воины, столпившиеся у последней преграды.
И этот расчет оказался верен. В ответ на его вопрос послышалось сразу несколько голосов, тихо заверивших, что «они поняли».
В общем, сообразив, к чему идет дело, восторга большого никто не проявил, но и возражать не стал. А это уже полдела. Зерно брошено и к тому времени, когда надо будет делать выбор, — прорастет. Урожай от этого зерна Моргану, например, совершенно не понравится.
Впрочем, это его личное дело.
— Как там дыра? — спросил Сахо у тех, кто орудовал лучевиком.
— Еще немного, — послышалось в ответ.
Вот и отлично. Вот и замечательно. А не попытаться ли перебить один мерзкий запах другим? Может быть, они даже самоуничтожатся? Или усилятся? Да нет, такое просто невозможно.
Вытащив из кармана очередную сигарету, командир абордажников закурил. Как ни странно, но сейчас табачный дым ему действительно показался не таким скверным. Он был почти терпим.
Да что там «терпим»? Он был даже приемлем. С третьей затяжки. А с четвертой так и неплох. Очень даже неплох.
Вот что делает надежда на лучшую жизнь. Помогает переносить сиюминутные неприятности. Между прочим, в данном случае это уже не надежда, а почти полная уверенность.
И обратного пути уже нет.
Только что он недвусмысленно дал своим солдатам понять, что именно намерен учинить. Если он сейчас пойдет на попятный, то никто даже бровью не поведет. Однако каждый про себя отметит — «струсил». И прости-прощай авторитет, зарабатывавшийся годами. А без него он сможет исполнять свои обязанности от силы полдня, до того момента, как повернется к кому-нибудь из тех же «румын» спиной, давая возможность воткнуть в нее кинжал.
