И тут Верховен увидел до предела растянутую гармошку штормтрапа, временно соединявшего оба корабля в единое целое. Вот она причина звука! Гул машин крейсера передавался через трап! Примерно, как глухой Бетховен мог слышать звуки рояля посредством трости, уткнув один её конец в рояль, к другому прижавшись подбородком.
Первый капитан отдал должное слуху госпоже Хунгертобель. Надо будет при случае извиниться и сказать, что она была права.
Тем временем сомнамбула завершила свой мистический обряд и направилась обратно. Верховен проводил Ульпиду до её двухместной каюты, и когда та легла в койку, заботливо укрыл её простыней. Соседка Ульпиды выглянула из-под одеяла. Увидев, что это командир лайнера, она сбросила маскировку и спросила страшным голосом:
– Господин капитан, вы не в курсе, когда начнут насиловать женщин?
– Насиловать? Кто?
– Ну этот, как его?.. Полковник Базьяр со своей солдатней.
– Я надеюсь, что до этого дело не дойдет. И мысленно прибавил: "В любом случае, вам это не грозит".
– Вы полагаете… хм…
Верховен устал от этих полусумасшедших старух. Идя коридором первого класса, он думал: почему они, тихо мирно прожив свои гарантированные сто лет, зачастую не выходя за околицу родных городишек, – вдруг срываются с места и летят в чертову даль, таскаясь по круизам со своими фобиями, причудами, колясками, собачками, камердинерами…
Роскошные двери люкс-каюты N94, двухкомнатной, с джакузи и прочим, прочим, прочим, что можно купить за бешеные деньги, сторожил пес Джек. Он был совершенно голым и вел себя как все собаки: почесывался задней ногой, искался, ловя на теле несуществующих блох, вылизывался. В приливе усердия попытался лизнуть собачью радость, но не дотянулся и гавкнул с досады.
Завидев Верховена, Джек рванулся, гремя цепью, прикованной к ручке двери, гавкнул для порядка и, виляя задом, стал ластиться, тереться об ноги капитана, подпрыгивал, стараясь лизнуть в лицо или мимолетно приласкавшею его руку.
– Фу, Джек, лежать!
Джек послушно лег под дверь и спросил человеческим голосом:
– Который уже час, капитан? Скоро ли подъем? Кажется, пробили четыре склянки и вот-вот ударят пять. Замерз как собака, у вас тут сквозняки гуляют.
Видимо Джеку было скучно коротать ночь в одиночестве. И он рад был перекинуться с кем-нибудь словом.
– Половина пятого, мистер Джекрой… тьфу ты, Джек.
– Благавдарю. Уже скоро! Гав-гав!
– Передайте мое почтение мадемуазель Лу. Простите, Лупердии.
– Непрррремноо. Ррргав! Гав! Уууууу!
Под аккомпанемент тоскливого воя пса Джека, Верховен подумал, что бы сказали его, Верховена, подчиненные, если бы первый капитан лайнера вот так бы выл и гремел цепью под дверью Наташиной каюты? А ведь мистер Джекрой по общественному статусу был неизмеримо выше Макса Верховена. Ибо мистер Джекрой был генеральным директором межпланетной корпорации "Кентавр+", а мадемуазель Лу была всего лишь его секретаршей, одной из. Почти целый год мистер Джекрой оставался адекватен себе, то есть мистером Джекроем – магнатом, почетным и реальным членом всяких комитетов, фондов и прочего, одним словом – столпом общества. Но на время месячного отпуска хозяин и слуга менялись местами. Ничтожная девчонка, пустая, ничего не значащая, становилась госпожой, а солидный господин – её верным псом. Причем капризно требовала от окружающих называть себя полным именем – Лупердией, а своего раба – Джеком и никак иначе.
Мистер Джекрой утверждал, что после такой терапии, снобизм надолго исчезает, как отступают приступы геморроя после сеанса лечебного вибромассажа.
– Вот моя жизнь, – сказал себе Верховен. – Гоняться по ночам за лунатиками и подыгрывать извращенцам.
Он зашел в полутемный бар, работавший круглосуточно. Флориан обслуживал единственного клиента. Этого парня, Хорнунга. Из-за которого поднялась вся кутерьма. Верховен из вежливости сел рядом на высокое сиденье, локтем уперся в стойку.
– Что пьем? – спросил командир лайнера у гостя.
– "Большую Медведицу", – ответил Хорнунг. – Хорошо тормозит. Выпейте за компанию.
– Нет, – сказал Верховен, – слишком поздно для крепких напитков… или рано. А впрочем, Флориан, плесни мне чего нибудь послабее…
– "Малую Медведицу"?
– А в чем разница?
– То же самое, только больше содовой.
– Нет, что-нибудь из старой классики.
– У меня есть кюрасо, – сказал бармен, – или, если вы предпочитаете, немного бенедикта.
– Пожалуй, кюрасо.
Флориан был толстый, лысоватый человек, с кофейным родимым пятном в полчерепа, большими покатыми плечами и презрительно-обиженным выражением на толстых лиловатых губах.
Как истинный южанин, умеет быть чрезвычайно любезным, если только он в духе, но если не в духе, – это сущий дьявол.
Верховен сделал глоток и прислушался к ощущениям. Вино было с превосходным послевкусием.
– Спасибо, Флор.
– Утренний рацион?
– Да только полегче.
– Когда только закончится эта чехарда? – тяжко вздохнул Флориан, выдавая заказ. – Чертов упырь – полковник – распугал всех моих клиентов.
И бармен заурчал шейкером, смешивая превентивный коктейль для какого-нибудь смелого посетителя.
– Я бы тоже хотел это знать, – ответил Верховен, беря заказ: чашку бульона из сублимированных кубиков и кофе.
Нехотя цедя сквозь зубы теплый бульон, Макс взглянул в зеркало, висевшее на стене за стойкой. Из зеркала смотрел бледный автопортрет с серьезными глазами всех автопортретов. "Круглая глупая физиономия. Такого человека грех не обмануть. И еще эта дурацкая бороденка-мини: узкая полоска от нижней губы до конца подбородка. Жалкая попытка удлинить лицо, как у актера реала Брита Хогарта. Сбрею к чертовой матери, ведь у меня же правильный крепкий подбородок".
– Вы прекрасно держитесь, капитан, – подбодрил сидящий рядом человек. Он был проницательным.
– Вы тоже, – любезностью на любезность ответил Верховен и хотел продолжить: "хотя вам легче, у вас под рукой ходят только двое, а у меня…", но передумал. Не стоит обижать человека только потому, что сам не в духе. Однако этот дальнобойщик с чеканным профилем и густыми гладкими волосами был чем-то неприятен Максу. Наверное, тем, что в самый ответственный момент низвел его роль первого капитана до положения статиста, от которого ничего не зависит. А это так унизительно. И еще, наверное, своей силой духа и, конечно, молодостью. Интересно, сколько еще лет Верховен сможет конкурировать с такими парнями, прежде чем Наташа уйдет к одному из них? Неравный брак – это всегда унизительно.
Макс с горькой усмешкой отметил, что словечко "унизительно" у него стало таким же ходовым, как слово "ужасно" у госпожи Хунгертобель. И это тоже было унизительным.
