самоубийственное задание.
Это значит, что вы мне поможете?!
— Ну, если тебе нужно официальное подтверждение — то да. Поможем.
Я снова посмотрел на Маркуса, который так и не вынырнул из пучины своих воспоминаний:
— А на этот вопрос я отвечу чуть позже. Скажем… Через пару часов.
После собрания Стеф ушла. Не знаю, где она нашла себе жилье в нашем районе, но оставаться в башне она отказалась. Кейра и Трилла поначалу активно противились этому решению блондинки, справедливо опасаясь, что она нас сдаст первому же попавшемуся наряду мотыльков, но я резонно возразил, что она и до этого знала о нашей базе. Так что если бы она хотела сдать нас мотылькам, то сделала бы это уже давно.
На это девчонкам возразить было нечего и Стеф спокойно ушла. Остальные, кажется, ждали от меня каких-то указаний, или, может, напутствий, но, конечно, не дождались. Все, что я сделал — это лишь попросил всех пока что не расходиться из «Зефира» и не светиться на улицах, хотя, наверное, это было даже глупо. Как-никак, судьба свела меня далеко не с самыми тупыми людьми и одного только рассказа Стеф хватило, чтобы они все поняли. Особенно то, что теперь без крайней, прямо крайнейшей нужды, на улице лучше не светиться… Во всех смыслах этого слова.
Спектр разбрелся кто куда, заниматься своими личными делами, и это было как раз то, что мне нужно. Мне нужно было серьезно поговорить с Маркусом, а просить всех выйти, чтобы это осуществить означало автоматически заставить его напрячься, и, возможно, уйти в глухую психологическую оборону, буквально в отказ. У нас и так с ним отношения не сложились с самого начала, а тут еще и однозначно неприятный разговор, ради которого я даже попросил выйти из каютки всех остальных… Нет, это точно ни к чему бы не привело. А вот если Маркус будет в привычной для себя обстановке, в своей, так сказать, «берлоге», спокойный и расслабленный, может, что-то и выгорит. По крайней мере, он не вскипит моментально, а будет делать это постепенно.
Я зашел в комнату Маркуса, даже не постучавшись. Если бы постучался, он бы спросил, кто там, а узнав, что я — скорее всего, послал бы меня нахер. И, даже если бы я после этого вошел, то нашел бы Маркуса уже в недовольном такой выходкой состоянии. И уже наткнулся бы на стену недопонимания.
Когда же я зашел в каморку парня без стука, он посмотрел на меня даже без недовольства — скорее, с удивлением. Скорее всего, не сразу понял, кто к нему заявился.
Он лежал на кровати и читал что-то с Пульса. Вечная сумка-банан лежала рядом на тумбочке, рядом с ней сидела крыса, выглядящая так, словно ее намочили и взъерошили, но при этом совершенно сухая. Крыса точила какую-то вкусняшку, горсть которых была рассыпана перед ней.
Я прошел в комнату и сел на стул возле стола — единственного предмета мебели, помимо стола и кровати, в комнате. Комнатушки светлячков не отличались особым размером, но у Маркуса было натурально не протолкнуться. Такое ощущение создавалось, в особенности, из-за кучи всякого хлама, висящего на стенах. Создавалось ощущение, что парень просто тащил сюда, все что попадется на глаза, лишь бы стены не были голыми, лишь бы ни клочка бетона не было видно. Тут висели какие-то картины, вышивки, настенные часы… И практически центральное место во всем этом занимала огромная, почти полметра на полметра, черно-белая фотография красивой длинноволосой девушки, смущенно пытающейся закрыться от камеры плечом.
Дейдра. Хоть я и не видел ее лица, но не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто это.
Маркус проводил меня удивленным взглядом до того самого момента, пока я не сел на стул. После этого он не торопясь согнул Пульс у себя на руке и сел тоже, спустив ноги на пол, поставив локти на колени и сцепив пальцы.
Я смотрел на него, он смотрел на меня.
— Только не начинай со слов «Да, знаю, наше знакомство не задалось»… — поморщившись, начал Маркус. — Не думаю, что это возможно изменить. Давай ближе к делу. Чем быстрее покончим с ним, тем быстрее ты меня оставишь в покое.
Деловой подход, ничего не скажешь. Мне это даже на руку, ведь у меня тоже нет особенного желания точить с ним лясы до второго пришествия. Выяснить как можно быстрее, что меня интересует, и дело с концом.
Поэтому я не стал тянуть кота за яйца и с ходу сказал:
— Как ты связан с корпоратами?
— Чего?! — Маркус выпучил глаза. — Ты не охерел часом?! Ты вообще думаешь, что говоришь?! Никогда в жизни я не работал на корпорации не сотрудничал с ними!
— Я не говорил про сотрудничество. — я покачал головой. — Я спросил про связь. И не отпирайся, я способен разглядеть это. Это даже не очень-то и трудно. При каждом упоминании о корпоратах, а, тем более, о тех временах, когда они хватали всех подряд на улицах без разбора, у тебя в глазах, как в двух маленьких телевизорах, летят черно-белые вертолеты.
— Чего летит? — опешил Маркус.
— Я имею в виду, что ты замыкаешься в себе и заново переживаешь… Что-то из прошлого. Что-то, что оставило в тебе такую глубокую душевную рану, что даже спустя годы любой эмоциональный триггер заново поднимает эти воспоминания. Обычно это следствие того, что связаны они с вещами, которые не укладываются в привычную парадигму правильного и неправильного, и у меня есть только два варианта подобного поведения. Либо ты был одним из тех, кто проводил все эти… репрессии и опыты над светлячками. Либо… — я посмотрел на крысу на тумбочке, которая перестала грызть вкусняшку и потешно умывалась обеими передними лапками, проводя от ушей к носу. — Либо ты был одним из тех, с кем все это делали. И я бы поставил на второй вариант.
— Браво, детектив. — неожиданно спокойным тоном отреагировал Маркус. — Ты меня расколол. Дальше что?
— Я же уже сказал. — я развел руками. — Расскажи мне все, что связывало тебя с корпорациями. Все, что знаешь. Как попался, где тебя держали, что делали. Как ты ушел, в конце концов.
— Это все ради того… той? — Маркус мотнул головой.
Я молча кивнул.
— И зачем? Зачем ты вообще нас всех в это втянул? Это же приведет только к тому, что корпораты разозлятся еще больше. У них появится новый