оба были драконами, мечтавшими пожрать друг друга. Хайме надеялся, что повезёт Торрихосу.
– Мир тебе, брат Хуан, – объявил Торрихос, и Хайме понял: ему снова придётся огорчить Пленилунью. Что ж, не в первый раз и, если повезёт, не в последний.
– Во имя Господа! – Инкверент почтительно поцеловал благословляющую руку. Теперь главное уразуметь, что нужно делать и чего делать ни в коем случае нельзя.
– День воскресный создан для благочестивых размышлений и отдыха, но долг призывает нас в любое время. – Кардинал обратил взор на вельможу и отечески качнул сединами. – Герцог де Пленилунья, не желая отвлекать нас от молитв, совершил ошибку, хоть и руководствовался лучшими побуждениями. Тем не менее счастливый случай разрешил недоразумение. Как твои раны, брат Хуан? В силе ли ты приступить к работе во славу Господа?
– Я здоров, – коротко произнёс Хайме, понимая, что драконы снова сцепились. Прошлая схватка завершилась победой Протекты и преждевременной кончиной троих благородных дворян и одного монаха. Похоже, Торрихос вознамерился отыграться, а его высокопреосвященство бьёт наверняка.
– Тем не менее тебе не следует уподобляться нашему доброму герцогу, – губы Торрихоса раздвинула теплейшая из улыбок, – сеньор Пленилунья не жалеет себя… Именно так, сеньор, не спорьте со мной! Вы уподобляетесь тому коню, что, понукаемый долгом и гордыней, тянет всё бóльший груз и бежит всё быстрее, рискуя рухнуть под тяжестью невозможного.
– Ваше высокопреосвященство преувеличивает, – будь улыбки клинками, какой бы сейчас поднялся звон! – я всего лишь исполняю свой долг.
– Ваш долг отыскать убийц славного Хенильи, – кротко возразил кардинал-инкверент, – этого ждут её величество и все добрые мундиалиты. Милосердие – удел Господа и Церкви, вы же – меч карающий, так карайте, а спасение заблудших душ предоставьте Святой Импарции. Взяв на себя разбор донесений, в коих говорится о заподозренных в ереси, вы, без сомнения, из лучших побуждений, посягнули на Божие и пренебрегли кесаревым.
Некогда всесильный герцог чуть заметно шевельнулся в огромном кресле. Надо полагать, внутри него все клокотало, но Пленилунья терпел. С тех пор как покойный король с благословения Его Святейшества учредил Супериору, Протекте пришлось потесниться.
– Брат Хуан, – заволновался Торрихос, – мы надеемся на твою скромность. Узнав о нашем… небольшом разногласии, злые языки не замедлят объяснить добрые поступки нашего славного герцога дурными помыслами.
Ответа не требовалась, и Хайме промолчал. Свидетели бесед Пленилуньи и Торрихоса и так ходили по краю бездны.
– Брат Хуан заслуживает полного доверия, – успокоил кардинала глава Протекты. – Нет никаких сомнений, что он с лёгкостью разберётся с делом, столь живо заинтересовавшим ваше высокопреосвященство.
– Брат Хуан ещё ни разу не ошибся в своих выводах, – доверительно сообщил Торрихос. – Господь сохранил жизнь этому достойному юноше и привёл его к моим дверям, дабы его таланты послужили святому делу.
– Я счастлив, что брат Хуан обрёл себя в борьбе с ересью, – поджал губы Пленилунья. Пятнадцать лет назад шурин герцога де Ригаско просил о приёме в Протекту и получил отказ. Пленилунья предпочитал аристократам незнатных провинциалов, а больным – здоровых. В чём-то он был прав, потому-то Хайме его и ненавидел.
Торрихос молчал, переводя ласковый взгляд с соперника на подчинённого и обратно. Он ждал достойного ответа, и Хайме ответил:
– Нет предела моей благодарности герцогу де Пленилунья. Ведь это он направил мои стопы к Церкви, где я обрёл утешение и исцеление, но что за дело предстоит мне расследовать? Видимо, следует поторопиться?
– Оно, как заметил мне сеньор Пленилунья, довольно заурядно, – неспешно произнёс кардинал-инкверент, – к тому же излишняя спешка приносит больше вреда, чем пользы. Не следует подпускать к овцам волка, но пастухам нужны собаки, а у многих псов волчья стать. Вам придётся решить, кто перед вами – упорный еретик или же заблуждающийся, чью душу ещё можно спасти.
– А также определить, является ли упомянутый суадит отравителем, – подал голос глава Протекты, – и почему он проживает отдельно от соплеменников.
– Я спрошу его. – Выходит, камнем преткновения стал какой-то отравитель, то ли лекарь, то ли виноторговец, то ли повар. Что ж, войны начинались и из-за меньшего. Повод найдётся, было бы желание, а оно у Пленилуньи есть.
– Йона бен-Авнер, именуемый чаще Хóньо Бенéро, сорока трёх лет от роду, – Торрихос шевельнул бумагами, раздалось змеиное шуршанье, – суадит из Гомéйсы. Семнадцать лет служил маркизу де Мадругáна. После смерти последнего купил дом недалеко от Бычьего рынка, где и поселился. Некий Винсенте Камóса, доктор медицины и, по мнению Протекты, добрый мундиалит, утверждает, что Бенеро, не будучи христианином, изготовляет лекарства и пользует ими больных.
– Камоса с двумя свидетелями, подозревая бен-Авнера в том, что он режет живое тело, потребовали осмотра дома, – добавил от своих щедрот Пленилунья. – Суадит их не впустил, что является косвенным подтверждением его вины. Как известно, закон запрещает суадитам и синаитам прописывать и готовить лекарства, если они не одобрены врачом-мундиалитом. В отсутствие такового посредника изготовление лекарств карается наравне с торговлей ядами.
– Только если доказано, что суадит или же синаит пользует христиан, – уточнил Хайме, и Торрихос медленно опустил веки, благословляя подчинённого на бой, – если же врач занимается составлением зелий и лекарств, но не продаёт их христианам и не прикасается к телам христиан, его не в чем обвинить. Обещаю сегодня же заняться этим делом. Если Бенеро не был крещён, он не является еретиком, но обязан открыть дверь проповеднику.
Кардинал-инкверент пошевелился:
– Его Святейшество учит, что богоугодны не чрезмерная строгость к виновным, но снисходительность, мягкость и сострадание. Он желает, чтобы раскаявшихся не преследовали и дали им все права, как будто бы они и не грешили. Возьмите письмо Камосы, прочтите его, а затем расспросите лично. Не торопитесь – дом Бенеро взят под охрану. Преступник, если мы имеем дело с преступлением, больше не причинит вреда и не исчезнет, как пресловутый дон Диего.
Плотный бровастый человек с вежливым равнодушием смотрел, как на его крыльцо поднимались дознаватели. Он не казался ни возмущённым, ни удивлённым, хотя последнее было бы откровенным притворством. Если в доме торчат альгвазилы, жди гостей повыше и вспоминай свои прегрешения. Или недоброжелателей.
Во дворе, почуяв чужих, лаяли собаки – в отличие от хозяина они своих чувств к незваным гостям не скрывали. Псов было много: Бенеро в точном соответствии с доносом держал чуть ли не псарню, но вот скармливал ли он собакам трупы христианских младенцев? Вряд ли…
– Вы кого-то ждёте, благочестивый брат Хуан? – знакомый уверенный голос положил конец раздумьям. – Не нас ли?
– Никоим образом. – Хайме, не оборачиваясь, шагнул за порог, захлопнув на совесть сработанную дверь перед самым
