не работают.
В общем — мне повезло. А Морозовым — нет.
Спустя несколько томительных и нервомотательных минут стекло наконец-осветилось и в овальном проеме показалось встревоженное лицо Клавы. За которой маячили остальные мои девчонки и мальчишки. Включая Нафаню и тетю Анфию.
— Что случилось, Викешенька⁈
— Да так… приходили ко мне…
— Кто?
— Добрый полицейский.
— Кто⁈
Возможно, боярыня Марфа достаточно умна, чтобы самой придумать комбинацию «злой полицейской — добрый полицейский». Возможно, здесь, в семьдесят первом веке она и сработала бы. Но я-то из двадцать первого! У нас про этот трюк даже дети знают!
— Боярыня Морозова приходила. Уговаривала отдать… кое-что…
Своим я доверяю, но про Тувалкаина я им не рассказывал. Это, в конце концов — не только мой секрет.
— Вот…
Клава, милая пухлощекая девочка с ясными глазками, охарактеризовала боярыню такими словами, половину из которых в моем времени уже и забыли. Хотя я сильно сомневаюсь, что Марфе когда-нибудь приходилось что-нибудь подобно делать… и вот такое — тоже…
Интересно, а она вправду меня жалела или это была просто такая игра? Вроде бы она не настолько жестока… хотя… если вспомнить ее мангазейскую холопку, которую она приказала запороть… Да и вообще — не считает она тебя ровней, Викентий свет Георгиевич. Вспомни-ка — она тебя Викешей, мол, ты для меня почти как родной, ты ее в ответ — боярыней Марфой, строгое, официальное обращения, а она? Даже не дернулась, даже не предложила, мол, зови по-простому, ну, не Марфушей, но хотя бы Марфой. Нет, не предложила. Притворялась.
Правильно все же Клава ее…
— Викеша, так где ты? В прошлый раз не успел сказать?
— В подвалах морозовского терема.
Теоретически, утащить меня могли в любое место на Москве. Скажет Клава царю, мол, Морозовы похитили моего брата названного, боярина Осетровского, скажи, пусть отдадут. Ворвутся царские стрельцы в терем, обыщут подвалы и чердаки — а там нет меня. И как мне это поможет? Вот и пришлось у Морозова тихонечко, исподволь, выспросить, мол, где я, да где мое тело, если что, закопают? Думал еще у боярыни перепроверить, но не стал. Она — не муж, она умнее, могла бы что-то заподозрить…
Неужели Марфа рвет жилы для того, чтобы этого наполеончика на трон возвести? Или… На Руси здесь и сейчас предубеждения против женщин-правителей нет, они и главами боярских родов могут быть. Так что… Не получится ли так, что сразу после того, как сменится династия, боярин Морозов, Антон, с-све его, Павлович, отравится колбасой и на трон сядет царица Марфа?
Очень может быть.
— Так что, Клава, отправляй людей к царю государю, пусть…
Так. Стоп. Что-то мне взгляд моей сестренки не нравится, как-то нехорошо она глаза отводит…
— Клава?
* * *
Что произошло после того, как я упал посреди улицы в снег?
Попадали и мои стрельцы, Сонное Слово фальшивого нищего ударило по значительной площади. Но не по всей. Часть стрельцов, в основном те, кто спешился раскидать бочечный завал. И вот эти оставшиеся стрельцы видели, как из щели между домами выскочили люди, подхватили меня и утащили. Выстрелив несколько раз в сторону моих для острастки.
Те, естественно, зевать не стали и пальнули в ответ. И одного из нападавших таки завалили.
Остальные нападавшие своего убитого забирать не стали, что, в принципе, логично — им не перестрелку устроить нужно, а меня похитить. Поэтому тело застреленного притащили к моему терему.
Тело стрельца. В оранжевом кафтане.
Меня украли морозовские стрельцы.
Клава, как оставшийся единственный представитель рода Осетровских, велела тело бросить в повозку и поехала к царю, требовать справедливости и наказания. И заодно — извиниться за то, что боярин Осетровский на пир не прибудет.
Царь-батюшка, недолго думая, призвал перед свои очи боярина Морозова, сверкнул очами и велел — ну а точнее Повелел — рассказать чистую правду, зачем его, Морозова, стрельцы, посреди Москвы бояр похищают и не охренел ли он, Морозов, в атаке?
На что этот самый Морозов, на глазах у царя и Клавы, ответил чистую правду. Под Царским Повелением, напоминаю.
Что он никому не приказывал похищать боярина Осетровского.
Что он понятия не имеет, кто там этого самого Осетровского похитил.
Что он знать не знает, где этот Осетровский находится в данный момент.
Что его стрельцы к этому похищению никакого отношения не имеют.
И что вон то тело, которое лежит в повозке — к его стрельцам тоже никакого отношения не имеет. И кафтан на нем только похож на стрелецкий. И вообще — он, Морозов, подозревает, что здесь кто-то хочет его подставить.
Впрямую обвинять Клаву — и опосредованно меня — он не стал, даже намеком, потому что наш царь в серьезных вещах шуток не любит, но от этого было уже не легче. Царь Василий ударил посохом о пол, приказал Разбойному Приказу все бросить и сыскать пропавшего боярина Викентия хоть из-под земли, а всем остальным — приступать к пиру. Еда приготовлена, не пропадать же добру.
* * *
Я, услышав эту историю от Клавы, знатно охренел. Я же сам, своими собственными глазами, видел Морозова! Который самолично приказал меня пытать и, сука, прекрасно знает, где я и что я!
Как это такое возможно вообще⁈ Врать под Царским Повелением!
Это же… прям попрание всех основ! Боярское Повеление не действует на других бояр, колдунов и ведьм, но Царское-то, оно действует вообще НА ВСЕХ!
А потом до меня дошло.
Морозов — он все же не дурак. Ну, не совсем идиот. К тому же — у него есть мозговой центр, в лице жены. И они оба прекрасно знали, что подозрение может пасть и на них тоже. И поэтому вся эта их операция изначально строилась на том, чтобы честно ответить на вопросы царя.
Приказывал ли ты, боярин Морозов, похитить Викентия Осетровского? Нет, не приказывал (моя жена приказала).
Знаешь ли ты, боярин Морозов, кто похитил Осетровского? Нет, не знаю (понятия не имею, кого моя жена наняла для похищения).
Знаешь ли ты, боярин Морозов, где сейчас похищенный? Нет, не знаю (моя жена его куда-то запихала).
Имеют ли какое-то отношение твои стрельцы к похищению? Нет, не имеют (это наемники, только одетые в оранжевые кафтаны).
Допрос окончен — Морозов отмазался.
Если сейчас Клава прибежит к царю и ОПЯТЬ обвинит Морозова — это будет равносильно тому, что сказать, мол, царь государь, ты — лох чилийский и тебя вокруг пальца обвели. А еще это будет выглядеть, как настырная и неумная клевета в адрес тех самых Морозовых. Которые, замечу, не кто попало, а царские любимчики, приближенные к трону, так сказать. А это, между прочим, уже дает им большую свободу в действиях.
Вон, бывшего главу Приказа тайных дел за мое похищение — казнили, а Романовых, верных слуг царского рода, за попытки убийства меня — даже не пожурили. Впрочем, может, и пожурили, но больше не наказали никак. Нет, там, конечно, все дело было не в личных тараканах Романовых, а в попытке сохранит тайну Царского Источника, но все равно.
В общем — дело швах. Не прискачет кавалерия из-за холмов и не спасет меня в последний момент. И в предпоследний — тоже не спасет.
Что остается?
Спасаться самому.
Как? Я пока не придумал, но…
— В общем, Клава, действуем так…
* * *
За дверями опять завыл все тот же певец, но теперь я узнал голос.
— Эй! Дурман! Степан-Дурман!
Голос замолчал.
— Кто говорит? — прокричали мне в ответ.
А кто я?
— Человек!
— Ясно, что не зверь дикий! Тоже боярами заперт?
— Ага!
— Откуда меня знаешь? Не из моих людей! Голос незнаком!
— В Разбойном Приказе тебя видел!
— Приказной, что ли?
— Да!
Почти и не соврал.
— Везучий ты! А здесь что делаешь!
— Морозовы притащили!
— Зачем?
— Нужен я им!
Неожиданно с шорохом отодвинулся засов моей двери и она распахнулась. На пороге, в сером свете Кошачьего Слова, стоял черный силуэт.
— А от меня тебе чего надо? — спросил силуэт голосом разбойного атамана.
А? Э? Как это… как это у него получилось? Он что, не запертый сидел⁈
— Да хотел помощи твоей попросить… — растерялся я.
Мой план освобождения во многом строился на допущениях и импровизации… ну, то есть, если быть честным, держался на соплях… И вот сейчас, когда оказалось, что Степашка может свободно разгуливать по подвалу, план в моей голове торопливо корректировался.
— Как
