— М… мн…. мне бы пригодился мой пикт-аппарат.
Не слушая, библиарий внимательно рассматривал изувеченное тело. Вдруг где-то в глубине его разума что-то едва уловимо шевельнулось, будто потревоженное тихим шепотом сквозь пространство и время.
— Индра-сул, — хмуро изрек Аравейн, выгоняя из мыслей чужой голос. От его оплетенного пси-капюшона подобно утреннему туману в воздух поднялась холодная дымка. — Пожалуйста, отойдите подальше.
— Милостивый Трон… — Летописец протянула руку к выступающим черным венам на щеках убитого солдата. — Что стало с его лицом?
— Вероятно, вступил в контакт с ксеносской заразой.
Савина отпрянула и судорожно вытерла ладонь о свой бронежилет.
— Это какой-то патоген?
Беззвучно активировав вокс-передатчик в вороте брони, Аравейн открыл второй, выделенный канал связи с «Непобедимым разумом».
— Круциатум. — Действующий пароль был произнесен неузнаваемым из-за помех голосом.
— У нас труп. Сообщите старшему библиарию Эликасу и Вестнику Огня Гриффейну: пусть вышлют сюда медицинскую группу. — Он повернулся к летописцу, которая продолжала таращиться на мертвеца. — Вы останетесь здесь, дождетесь группу и вернетесь вместе с ней.
Мимолетного замешательства женщины Аравейну хватило, чтобы снова надеть шлем.
— Вы… бросите меня тут?
— Вы в безопасности. Эта часть корабля уже зачищена, а мои братья не заставят себя долго ждать. Меня же ждут иные дела на флагмане.
— Ясно… Значит… — Грааль снова замешкалась. Губы двигались словно нехотя, а взгляд никак не мог оставить изувеченное тело. — …Новый план.
Глава третья
I
— Савина.
С тех пор как медике затолкали летописца на борт своего десантно-штурмового корабля «Грозовой ястреб», ее мозг работал со скоростью света, а на ум приходило то, о чем она не думала уже годами. Детство, проведенное в путешествиях по сектору Хагрифон. Мать — концертная флейтистка, довольно известная в некоторых регионах. Отец — сотрудник корабельной безопасности в транспортной компании хартистов. В своих самых ранних воспоминаниях она сворачивалась калачиком под концевым участком питающего двигатель трубопровода и находила успокоение в вибрации трубок. Затем оседлая жизнь. Дом в новом поселении, сооруженном на Дреллесдере из готовых элементов. Ярко выкрашенное строение в пыльном желтовато-коричневом мире. Запахи амасека и обскуры. Отец озлобляется. Она помнила взросление, дурные компании, бунт в имперской коммерции в знак протеста против какого-то очередного налога. Две ночи в холодной камере городских блюстителей. А затем все заново по кругу.
Похороны. Мир все так же бесцветен.
Картинки проносились одна за другой так быстро, что она успевала бросать на них лишь мимолетный взгляд, словно кто-то перелопачивал пожелтевшие печатные копии ее мыслей.
— Савина.
После похорон она угомонилась, избавилась от сомнительных дружков и начала заниматься в схоле искусств в принципии. Этого хотел бы для нее отец, а благодаря связям матери процесс собеседования оказался чистой формальностью. Савина с головой ушла в изучение искусства создания снимков и изображений. Прохождение стажировки в планетарной передаче новостей. Долговременная командировка в тактическую группу «Долгопят», а именно на корвет-развалюху «Безжалостный». Летописец даже не подозревала, что будет скучать по своему дому, но вот мир докладывает в секторальные представительства Военного Совета о первых боях конфликта, который впоследствии перерастет в Улланорский крестовый поход.
Тогда Савина впервые услышала о службе летописцев.
Нечто действующее извне ее мыслей пробуривается еще глубже в воспоминания.
«Да, — сказали мысли летописца. — Вот оно».
Когда «Долгопят» выискивал базы снабжения зеленокожих в заливах между системами Веспион и Утрайдес, с Савиной связалась подруга из схолы искусств. Ее разум нащупал давно забытое имя. Беспелл. Гарринет Беспелл. Та стала композитором и написала Имперскую Симфонию, а созданных ею гимнов для недавно приведенных к Согласию миров насчитывалось больше, чем завоеванных планет у большинства экспедиционных флотилий за все двести лет Великого крестового похода. В своем письме Гарринет восторженно рассказывала о последней командировке в качестве летописца XV легиона.
Несмотря на все слухи о загадочности Тысячи Сынов, достигавшие ушей Савины в различных сухих доках и офицерских кают-компаниях, она продолжала завидовать назначению Гарринет Беспелл. Да спасет ее Император — теперь она завидовала подруге еще больше. В случае с Гарринет Беспелл было очень легко испытывать подобные чувства.
«Да. А еще…»
Савина ощутила, как ее далекое тело — где бы оно сейчас ни находилось — вздрогнуло, но не смогла подавить в своем разуме эту закономерную, но предательскую и ужасную мысль.
Она восхищалась Темными Ангелами. Это естественно, ведь ими, по слухам, восхищался даже Хорус. Кем надо быть, чтобы не восторгаться Первым легионом?
Когда после долгих месяцев подачи прошений Савину наконец пригласили на борт «Непобедимого разума», она написала об этом всем, кого только знала. Матери, своему старому начальнику в новостной службе Военного Совета, проводникам на «Безжалостном» и, конечно же, чертовой Гарринет Беспелл.
Насколько она знала, к Темным Ангелам приписали лишь горстку летописцев, а Савина входила в их число. Оказалась в самом сердце легиона, что было предметом зависти всех ее знакомых и о чем она страстно желала рассказать каждому.
Однако продлилось все это недолго, так как очень скоро Савина столкнулась с проблемой.
На корабле Темных Ангелов никто не разговаривал и не задавал вопросов. Когда легионеры покидали свои уединенные помещения и шагали по коридорам, их окутывали балахоны с надвинутыми на лица капюшонами, из-за чего простой человек практически не мог отличить одного от другого. Если Савине и удавалось подойти к какому-нибудь Астартес, ее редко удостаивали хотя бы словом. Иногда, даже просто узнав имя и ранг воина, летописец чувствовала себя так, словно вырвала величайшую тайну Империума у тех, кто поклялся эту тайну беречь. Друг с другом легионеры общались шифром, а их речь была полна метафор и литературных отсылок, понять которые Савина не могла даже с помощью библиотечных архивов, куда получила доступ.
Летописец так ни разу и не увидела Льва.
— Савина.
Она ненавидела их.
Откровение испугало ее, но это была непреложная истина. Она ненавидела их.
— Савина.
Ее тряс младший сержант Домнил Варгха из медицинского отряда 24-го полка Кларистанских Гренадеров — человеческой ауксилии, присоединившейся к недавно сформированной 2003-й экспедиционной флотилии.
— Что? — немного невнятно спросила она.
— С вами все в порядке?
— Ну конечно, в порядке! — рявкнула Савина с таким неожиданным раздражением, будто подошедший сзади блюститель поймал ее с либертарианской брошюрой. — А сколько еще до…
Она умолкла, когда подняла взгляд и перевела его с бочкообразного туловища младшего сержанта, носившего бронежилет, на пустые скамьи по обеим сторонам от опущенной съездной рампы десантно-штурмового корабля.
— Стыковки? — закончила Савина.
— Вы пялились в стену около пятнадцати минут, — констатировал Домнил, опускаясь на колено и доставая тонкий фонарик из своей медицинской сумки. Затем он посветил им в глаза летописца.
Савина с ворчанием дернула головой.
— Пятнадцать минут?
— Я засекал.
Младший сержант крепко взял ее за запястье и начал молча считать пульс, внимательно смотря в глаза Савины.
— Ваш пульс слегка повышен, зрачки расширены. Кожа на ощупь чуть теплее нормы. Возможно, вы подцепили какую-то инфекцию на борту «Обрина». Учитывая случившееся там, думаю, вам бы следовало пройти надлежащую проверку физического состояния.
В разуме всплыло воспоминание о третичных и четвертичных служебных помещениях на медицинской палубе. Первый день Савины на борту, когда скучающего вида дежурный офицер сопроводил летописца на полное медицинское обследование, где ее также ждал и целый ряд прививок. После этого она целую неделю была прикована к постели и страдала от тошноты.
