и ждали. Не директора же увольнять, пресекая все эти слухи и домыслы. И уж тем более нельзя оставлять всё, как есть. Раз уж комиссия по этике взялась разбираться в этом деле, она должна довести его до логического конца. Теперь уже, будучи не в связке, начальник-подчинённый, мы с Киоко могли заниматься чем хотим и как хотим. Можем, но будем ли, уже совсем другой вопрос.
* * *
Киоко, закрыв просмотренный до конца видеоролик с публичными извинениями одного «потерявшегося» сотрудника, испытала сложный букет эмоций. В ней стыд, страх и ощущения неловкости боролись с совестью. По идее, она должна была найти его и извиниться, однако здравый смысл в нас не всегда побеждает эмоции. Всегда был фактор — а что, если? А что, если он её не поймёт? А что, если она сделает этим только хуже? А что, если
В глубине души Киоко пыталась найти себе оправдания, чтобы не чувствовать себя жалкой и беспомощной. Период, когда она была в гневе, давно прошёл. Погас, как пламя костра, оставив после себя лишь пепелище. И что она теперь должна ему сказать? Доказательства были столь убедительны, что никто другой на моём месте в них тоже бы не усомнился?
Словно по злой иронии судьбы, она так боялась предательства по отношению к себе, что сама же его и совершила. Именно эта мысль медленно её изводила на протяжении последних дней. То, что Мацумото вернулся, помогло почувствовать небольшое облегчение. Ей было бы значительно хуже, если бы он стал одним из дзёхацу. Тогда бы она себя винила ещё сильнее.
После того, как правда всплыла, Киоко сильно поссорилась с Сайто. Вплоть до выплёскивания ему в лицо стакана воды. Пусть скажет спасибо, что это была не чашка очень горячего кофе. Кричала она тогда на него знатно, на всё кафе, не сдерживая эмоций. Какой-то человек потом скинул этот «концерт» в сеть и ей пришлось извиняться перед матерью, попросившей в следующий раз делать с Татибаной что угодно, но не на глазах у посторонних людей. Незачем ещё сильнее портить свой имидж. И вообще, её предупреждали, что связываться с Мацумото не стоит.
Киоко посчитала несправедливым, что Сайто за свои проделки отделался всего лишь одним скандалом и объяснением с родителями, не ставшими его наказывать, а Мацумото пришлось с позором увольняться, взяв всю вину на себя. Кто его теперь на работу возьмёт с такой репутацией? Сломанная карьера, отвернувшиеся друзья, наверняка, дешёвая выпивка и обида на весь мир, вот что его ждёт. Понимая это, Киоко не знала, как лучше поступить. На неё и саму первую неделю другие директора косо посматривали, колко шутили и многозначительно улыбались, почему-то поздравляя с первым опытом вовлечения в публичные скандалы. У каждого из них в шкафу хранилось не по одному скелету с подобной историей. Кого в своё время с любовницей ловили, кого подозревали во взяточничестве, в пьянстве, непрофессионализме, непомерных тратах на личные нужды, в принятии непродуманных решений и сваливания своей вины на подчинённых. Без недоброжелателей и идиотов не обходилась ни одна крупная компания. Что же по поводу рядовых сотрудников Мацудара-корп, попробовали бы они, что при Киоко, что при других директорах негативно о ней отозваться, мигом бы пострадали, всем отделом. Что позволено одним, не позволено другим. Хотя, конечно, официально политика корпорации всячески осуждала любые из вышеперечисленных проявлений.
Захотев немного проветриться, покурить, чтобы успокоить нервы, Киоко поднялась на второй ярус крыши. Глядя на небо, на облака, зажгла сигарету. Пытаясь разобраться в себе, в своём отношении к этой неприятной истории, испытывая сожаление, задумчиво посмотрела вниз. Словно наяву увидела по обыкновению невозмутимого, расслабленного, курящего Мацумото, стоящего в расстёгнутом пиджаке на своём излюбленном месте, спиной к ней, глядя куда-то вдаль, на линию горизонта. На неё накатило чувство ностальгии, усилившее сожаление. Вспомнились где-то приятные, где-то смешные моменты из прошлого. Утраченное чувство покоя и лёгкости, появляющееся при общении с ним.
Присмотревшись повнимательнее к своим «воспоминаниям», Киоко моргнула раз, моргнула два, замерла три, закашлялась четыре. Поняв, что перед ней не призрак, а Мацумото во плоти, Киоко на мгновение запаниковала. Захотела сбежать, словно провинившаяся маленькая девочка, намереваясь таким образом избежать ответственности. Подумав об этом, разозлилась. Он, значит, принял на себя всю грязную воду, а она осталась чистенькой. Нет, так дело не пойдёт. Киоко не собиралась всю жизнь испытывать чувство вины и бегать от собственной тени. Хватит за неё решать, что ей делать и с кем быть. Из сложившегося положения она в тот момент увидела только один способ помочь парню выпутаться из неприятной истории. Отплатить ему хотя бы этим, чтобы Мацумото перестали воспринимать жертвой и начали считать счастливчиком.
— Мацумото! — громко крикнула, привлекая внимание всех находившихся на крыше людей.
Удивлённо обернувшись, он поднял взгляд.
— Ты будешь со мной встречаться? — сделала предложение, которого и сама от себя не ожидала.
У ошеломлённого парня из внезапно ослабевших пальцев едва не выпала недокуренная сигарета.
Своей неожиданной выходкой Киоко поставила меня в сложное положение. Откажи я ей, и все подумают, что слухи правдивы. Она добивалась своего «неспортивными» методами, против моей воли. В чём не только не раскаялась, но и продолжает этим заниматься. Если приму её предложение, то, опять же, подтвержу слухи. Однако, тогда наш моральный облик в глазах других людей приобретёт уже положительный окрас. Очень рискованный ход со стороны Киоко.
Несмотря на обиду, чего скрывать, зла ей я не желал. Она сейчас могла перетянуть весь негатив общественного мнения на себя. Если это попытка самопожертвованием заглушить голос совести, то мне такого и даром не нужно.
— Да, госпожа Такэути, — вслух же сказал совершенно другое, поклонившись с благодарной улыбкой счастливого идиота.
Невольные зрители этой сценкой должны быть довольны. Всё как в дорамах. Вон как женщины сразу замерли, глядя на меня с одобрением и умилением, а ведь ещё совсем недавно смотрели иначе, чуть ли не с оттенком презрения, считая трусом и тряпкой.
— И что это было? — поинтересовался у Киоко, когда мы остались вдвоём, вместе покинув крышу чуть ли не в торжественной обстановке.
— Лучше помолчи, — проворчала директор, быстро оглянувшись.
Похоже, ей тоже было немного не по себе от этой наигранности.
— Это попытка сохранить лицо. Твоё в том числе. Будь благодарен, — вновь стала самой собой, а не какой-то незнакомкой, как пять минут раньше.
— То есть, это всё игра на публику? Опять? — я аж обалдел от такого заявления.
— Посмотрим. Может, да, а может, и нет, — уклончиво ответила Киоко, отведя взгляд. — А ты что, против? — перешла в наступление.
— Против чего? — педантично уточнил, не понимая, что у неё в голове.
— Против того, чтобы быть моим парнем.
— Бытиё, всегда предпочтительнее небытия, — ответил столь же уклончиво.
Такое впечатление, что я не разведчик, а сапёр.
— Какие у тебя дальнейшие планы на вечер? — после небольшой паузы спросила Киоко.
— Пойти напиться с друзьями. Отпразднуем грустный повод.
На меня тут же посмотрели, как на приговорённого к казни. И куда только делась её стеснительность?
— Я же увольняюсь, — подсказал, сделав шаг в сторону, выходя из зоны досягаемости.
— Хорошо, я пойду с тобой, — за меня решила «трусливая» директор, побоявшаяся возвращаться в свой офис и отвечать на неудобные вопросы сотрудников, которые, вероятнее всего, уже в курсе событий.
Корпоративная сеть никогда не дремлет, тут она права.
— Уверена?
— Ты против? — вновь пронзила меня разгневанно-обвинительным взглядом, обретя былую уверенность, что это она всё решает.
Я напрягся, сдержав напрашивающийся на язык колкий ответ. Когда ей хотелось чего-то добиться, Киоко могла посоперничать с бульдозером, не понимая, как это выглядит со стороны. Догадавшись по моему изменившемуся взгляду, что её стало заносить, Такэути немного стушевалась. Набравшись смелости, она всё же смущенно извинилась за тот случай с необоснованным обвинением, признав свою вину. С чем тянула до последнего, надеясь, что до этого не дойдёт.
— Извини. Я была не права.
Почувствовав в её словах искренность, видя, насколько чистокровной Такэути неудобно произносить эти слова, для чего даже пришлось наступить на горло собственной гордости, расслабился. Только умные и честные женщины, в первую очередь с самими собой, могли решиться на такой поступок. Как минимум право на сохранение лица она заслужила. Пошли я её, можно даже не в грубой форме, и весь
