"Она рисовала мне по одной картинке в неделю, по средам, на занятиях искусством, – вспомнил Джаред. – Каждый новый я прикалывал на стену, а старые складывал в папку. Я не выбросил ни одного рисунка".
Подняв взгляд, он увидел на стене пробковую дощечку; кнопки в ней торчали, но рисунка не было. Последняя картинка, скорее всего, где-то плавала. Джареду пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отправиться на ее поиски. Оттолкнувшись от стола, он полетел к двери и, прежде чем Мартин успел спросить его, в чем дело, выскользнул в коридор. Капитан поспешил за ним.
В научно-исследовательских отсеках станции "Ковелл" царила стерильная больничная чистота; в жилых помещениях, казалось, кто-то специально приложил силы, чтобы добиться обратного результата. Полы были застелены коврами, хотя и фабричной работы. Детям на уроках искусства предлагалось покрывать стены рисунками, и все поверхности были украшены солнышками, котами и лужайками цветов, в которых произведения искусства мог увидеть лишь любящий родительский взгляд. Общее радостное впечатление портили темные кровоподтеки на стенах и груды мусора.
Бутэну, заведующему исследовательским отделением, да к тому же имеющему ребенка, была выделена относительно большая квартира, которая тем не менее оставалась невыносимо компактной: на орбитальных станциях свободное пространство считается непозволительной роскошью. Квартира Бутэна находилась в конце коридора К ("К" означало "кошки"; стены были разрисованы кошками всех мастей и пород). Джаред решительно проплыл к двери, обозначенной К-10. Дверь оказалась закрытой, но незапертой. Толкнув ее вбок, он проник в квартиру.
Как и повсюду, в комнатах бесшумно парили всевозможные предметы. Что-то Джаред узнал, что-то – нет. Вот книга, подарок однокурсника по колледжу. Чья-то фотография в рамке. Ручка. Коврик, который они с Черил купили во время медового месяца.
Черил. Его жена, которая погибла, сорвавшись со скалы во время прогулки в горах. Она умерла как раз перед тем, как он получил это назначение. Ее похороны состоялись в предпоследний день перед отлетом на станцию "Ковелл". Джаред вспомнил, как стоял на похоронах, сжимая ручку Зои, как девочка спрашивала, почему маме пришлось уехать, и требовала от него заверений в том, что он сам никуда от нее не уедет. Разумеется, он дал ей слово.
Спальня Бутэна была крошечной; спальня Зои, соседняя, показалась бы неуютной любому, кто старше пяти лет. В одном углу размещалась детская кроватка, так надежно закрепленная, что ее никуда не унесло; даже матрас оставался на месте. Повсюду книги с красочными картинками, игрушки, плюшевые зверюшки. Одна из них привлекла внимание Джареда, и он протянул руку.
Слоник Бабар.
Феникс был колонизирован до того, как Союз колоний перестал набирать переселенцев из зажиточных стран. На планете проживало достаточно большое количество выходцев из Франции, потомком которых был Бутэн. Любимыми сказочными персонажами детворы Феникса были слоник Бабар, а также Астерикс, Тэнтэн и Глупыш, воспоминания о детских годах, проведенных на планете, которая отстояла от Феникса так далеко, что никто о ней и не задумывался. Зоя ни разу в жизни не видела живого слона – вообще мало кому из этих добродушных гигантов посчастливилось совершить космическое путешествие – однако тем не менее она пришла в восторг, когда Черил подарила ей Бабара на день рождения. После гибели матери слоненок стал для девочки фетишем; она просто не расставалась с ним.
Джаред вспомнил, как Зоя плакала, когда Бутэн привел ее в гости к Елене Грин, забыв захватить Бабара. Ему тогда предстояло отправиться на несколько недель на Феникс, чтобы завершить кое-какие исследования. Он уже опаздывал на шаттл, и у него просто не было времени. В конце концов ему удалось успокоить девочку, пообещав привезти для Бабара подружку. Улыбнувшись, Зоя поцеловала отца и ушла в комнату Кэй Грин играть с подругой. Разумеется, он тотчас же забыл про Бабара и подружку и вспомнил об этом только в тот день, на который был намечен отлет обратно в систему Омахи. Он как раз пытался придумать какое-нибудь правдоподобное объяснение тому, почему возвращается домой с пустыми руками, когда его отвели в сторону и сообщили, что Омаха и "Ковелл" подверглись нападению, а колонисты и все, кто находился на борту станции, погибли. Его дочка, милая и любимая, умерла одна, перепуганная, вдали от тех, кто ее любил.
Джаред прижимал к груди Бабара, чувствуя, как рушится перегородка между его сознанием и воспоминаниями Бутэна, ощущая горе и гнев Бутэна, словно собственные. Вот оно. Именно это толкнуло его на путь предательства: гибель дочери, маленькой Зои, которая значила для него в жизни все. Джаред, беспомощный перед нахлынувшими чувствами, испытал все то, что испытал Бутэн: леденящий ужас от непроизвольно возникших перед глазами картин гибели девочки, тоскливую, щемящую пустоту и безумное, едкое стремление не отдаваться горю, а сделать что-то.
Поток воспоминаний захлестнул Джареда, и он вздрагивал всякий раз, когда что-то новое ударяло его сознание. Бессвязные обрывки налетали слишком стремительно и слишком часто, чтобы успеть в них разобраться, но в памяти вырисовывалась общая картина, позволяющая проследить путь Бутэна. Джаред не смог восстановить первый контакт с обинянами – лишь ощущение свободы, как будто принятое решение освободило его от чувства боли и ярости, прочно поселившегося в сердце. Он увидел себя, заключающего сделку: обиняне предлагали ему безопасное убежище взамен того, что было ему известно о МозгоДруге и исследованиях в области человеческого сознания.
Джаред не вникал в тонкости научных работ Бутэна; для того, чтобы в них разобраться, требовалась специальная подготовка, которой у него просто не было. Ему приходилось довольствоваться воспоминаниями о чувственных восприятиях: радости подготовки собственной предполагаемой смерти и последующего бегства, боли от утраты дочери, желании расстаться с человечеством, начать работу заново и подготовить отмщение.
Тут и там в котле, в котором бурлили ощущения и чувства, драгоценными камнями сверкали отдельные четкие воспоминания – данные, повторяющиеся по всему пространству памяти, занесенные в нее несколькими событиями. Еще что-то мерцало на грани сознания, но вне досягаемости. Джаред определил, что ключом к измене Бутэна является Зоя, но так и не смог понять, как именно повернулся этот ключ. Сколько ни тянулся он к ответу, тот неизменно ускользал, завораживающий и мучительный.
Отказавшись от этих тщетных попыток, Джаред сосредоточился на тех обрывках воспоминаний, которые были четкими, прочными и доступными. Его сознание вычленило одно из них – географическое название, грубо переведенное с языка, на котором общались между собой существа, не владеющие человеческой речью.
