пару сотен килоджоулей.
Сверкнуло! Молния вильнула к громоотводу, а невредимый мужик шустро укрылся в подворотне. Игнат пальнул для острастки раз-другой, а я долбанул по арке перепадом давления.
Хлопнуло! Наружу вылетел снег, но снег чистый, не запятнанный кровью, и мой окрик заставил Игната повременить с погоней, перебежать к машине беглецов и присесть за ней с пистолетом наизготовку. Сам я рванул от нашего такси к стене дома, толкнулся вперёд поисковым воздействием и вновь крикнул:
— Не лезь!
Из арки вылетела граната, я разметал её силовым выбросом, после чего окутался облаком сверхсилы и шагнул в подворотню с уже подготовленной к активации схемой плазменного выброса. Оператор мне противостоял изворотливый, но не слишком сильный, его защиту пробью на раз, только бы успеть нанести удар.
И — не успел!
В дальнем конце арки мелькнули два тёмных силуэта, миг спустя они скрылись во дворе, а к нам вылетела очередная граната. Игнат спешно юркнул в боковую нишу, я же окутал взрывоопасный гостинец энергетическим коконом и не позволил вырваться наружу ударной волне, после добавил верхним слоем чуток раскалённой плазмы и отправил обманку вдогонку за беглецами. Расчёт оправдался на все сто: почти сразу чужое воздействие разрушило мою энергетическую конструкцию, запертое внутри давление высвободилось, и хлопнул взрыв!
Миг спустя я выскочил из арки во двор, там — двое. Контуженный мужик в телогрейке стоял на четвереньках и пытался нацелить на меня гулявший в руке револьвер, чуть дальше на забрызганном кровью снегу замер худощавый паренёк. Оператор — он!
Подоспевший Игнат без затей пальнул в голову бородатому диверсанту, и я спешно крикнул:
— Этого живым!
Подскочив к пареньку, я попытался блокировать его входящий канал, но оператор поймал сразу несколько осколков, снег кругом пятнали алые брызги, а драная куртка стремительно пропитывалась кровью. Только я упал на колени, и едва уловимое до того искажение энергетического фона пропало, стих надсадный сип.
Пульс?
Я перевернул паренька на спину, и с его головы слетела кепка, по плечам рассыпались светлые волосы.
Тьфу-ты, чёрт! Девчонка!
Совсем молоденькая ещё барышня уставилась на меня остекленелыми пронзительно-васильковыми глазами, и к горлу подобрался комок тошноты. Накатила дурнота, но переборол её, тогда-то и разобрал, что глазища покойницы отнюдь не васильковые, а всего-навсего водянисто-голубые, едва ли не бесцветные.
Я справился с рвотным позывом и потянулся было опустить мёртвой девчонке веки, но не смог заставить себя это сделать и отошёл к арке, там меня и вывернуло. Помятые Шурик и Жора озадаченно переглянулись, а вот сыщик понимающе кивнул.
— В первый раз человека на тот свет спровадил? — спросил он, перезаряжая ТТ.
Я вытер губы перчаткой, бездумно поглядел на неё и вытянул из кармана носовой платок. Мог бы ничего и не отвечать, но очень уж погано было на душе.
— Не первый, — хрипло выдохнул. — Но женщин и детей — никогда.
«А тут и первое, и едва ли не второе», — только этого уже я говорить не стал, обуздал эмоции, закрылся. Легче, правда, нисколько не стало. Вот ни на грош. Ни капельки.
Глава 4
Нельзя сказать, будто в штаб республиканских сил я вернулся совсем уж в расстроенных чувствах. Мне было только лишь тошно.
Выпил бы коньяку или даже водки, но мало того что ополченцам злоупотреблять алкоголем не полагалось, так ещё и ликвидация диверсионной группы отнюдь не означала автоматического завершения дежурства. Впрочем, и вот так сразу возвращаться на патрулирование улиц тоже не пришлось: Игнат отправился с докладом к руководству, помятые силовым ударом парни похромали к медикам, а мой тёзка поднял боковые крышки капота и принялся изучать полученные автомобилем повреждения.
Сам я донёс до выделенного оперчасти помещения трофейное противотанковое ружьё, не получил от дежурного на свой счёт никаких конкретных распоряжений и поднялся в уже знакомый кабинет. Совещание к этому времени завершилось, Иван и Альберт Павлович одевались, намереваясь куда-то отчалить, но моему появлению обрадовались.
— На ловца и зверь бежит! — улыбнулся куратор. — А я уж думал, придётся дальше без тебя!
— Вот так, да? — хмыкнул я.
— Да отозвали бы, не сомневайся! — уверил меня Иван и спросил: — Что там с диверсантами, кстати?
— Хлопнули диверсантов.
— А чего кислый тогда такой? — удивился Альберт Павлович.
— Да ничего я не кислый!
— Кислый-кислый! Ну-ка излагай во всех подробностях!
— Да нормально всё прошло!
— Что нормально прошло — вполне допускаю. А с тобой что? Спазм энергетического узла заработал?
— С чего бы это?
— А это ты мне скажи — с чего. Фонишь просто немилосердно! — нахмурился куратор и потребовал: — Ну-ка руки вытяни! Обе!
Я нехотя вынул руки из карманов и выполнил распоряжение. Пальцы дрожали.
Иван вздохнул, взглянул на часы и заторопился.
— Время поджимает!
Альберт Павлович это замечание проигнорировал, расстегнул пальто и опустился на стул, жестом предложил мне сесть напротив, а бывшего помощника попросил:
— Ты беги пока договорились о выделении нам людей, как собирался. И Петю заодно от опергруппы открепи. Мы сейчас подойдём.
— Как скажете, — неожиданно покладисто согласился Иван и покинул кабинет.
Меня вкрадчивые интонации куратора нисколько не порадовали, и я не удержался от тяжёлого вздоха. Тот погрозил пальцем.
— Излагай!
Откровенничать нисколько не хотелось, но и запираться не было ровным счётом никакого смысла, вот и рассказал вкратце о розысках диверсантов. О перестрелке и вовсе упомянул лишь вскользь, но этим собеседника не обманул, куратор вцепился в меня будто клещ и очень скоро вытянул все подробности.
Удивительное дело, но округлое лицо Альберта Павловича после этого разгладилось, отчасти даже приобрело благостный вид.
— Ну наконец-то тебя проняло! — заявил он вроде как с облегчением. — Я уж, грешным делом, побаиваться начал, что однажды просто сломаешься. Или хуже того — не осознаешь и не прочувствуешь ничего вовсе.
— Вы о чём вообще сейчас? — захлопал я глазами.
— О потере невинности. Точнее, об осознании оного факта. Ну что ты уставился на меня, как баран на новые ворота? Речь исключительно о духовном аспекте невинности, о грехе как таковом, заповеди «не убий» и собственном несовершенстве.
— Понятней не стало!
Альберт Павлович улыбнулся.
— Обычного, не сказать — нормального человека, проняло бы ещё после первого эпизода. Да, ты лишь защищался, но через день или два непременно должен был случиться некий духовный надлом. Даже на войне такое не
