Дмитрий Самохин - Рожден быть опасным

— По двое пойдем, — решил я, кивнув Крысобою. Марк понял меня и тут же стал раздеваться, заполняя одеждой соседнюю кабину.

— Вашу переброску мы осуществим незаметно. Я просмотрел графики поставки в Библиотеку. Так вот, поставки с захватом здания не прекратились, а, наоборот, возросли. Мы не стали отрезать продуктовую линию от террористов. Так что никто не заметит, что вы перешли, — обнадежил настройщик.

Последним в кабину я положил свернутый «Хамелеон» и плотно затворил дверцу.

Настройщик поиграл клавишами на пульте управления. Кабину залило светом, и одежда исчезла. Через десять секунд вослед моей одежде отправилась одежда Крысобоя.

Я вошел в кабину, вытянулся в полный рост. Человек-стена ухмыльнулся и закрыл дверцу. Я закрыл глаза. Жужжание заполнило пространство. Резкая вспышка света. Жжение, распространившееся по телу. И внезапно все исчезло.

Дверь медленно отворилась. Я открыл глаза и увидел перед собой дуло автомата, которое смотрело мне в лицо.

— Мэдлэнно руки полными, — потребовал резкий картавый голос.

Я подчинился.

Такой вариант мы не предусмотрели. Как обычно, самое очевидное относится в корзину «невероятное». А из оружия на моем голом теле осталось только одно…

В одежде, телепортированной ранее, лежал десантный нож, единственное оружие, которым каждый боец нашего отряда запасся на операцию. Я видел его рукоятку на полу подле кабины. Задача нашего отряда заключалась в том, чтобы обезвредить конференц-зал, где содержались заложники. Там мы и должны были разжиться огнестрельным оружием, чтобы поддержать второй отряд спецназа, призванный обезвредить остальные группы террористов при поддержке усыпляющего газа, пущенного на этажи через вентиляционную систему.

— Мэдлэнно выходи, — потребовал «первоземелец». Я сделал шаг вперед. Я лихорадочно пытался найти выход из сложившейся ситуации.

— Мэдлэнно на колэни, — раздалась новая команда.

Если я встану на колени, я стану беспомощным. У меня были доли секунды, чтобы оказать сопротивление, но в этой ситуации я не видел для себя шансов. Я сомневался и продолжал стоять.

— Каму я сказал. На колэни, — ожесточив голос, потребовал бородач.

Меня спасла вспышка света, заполнившая вторую ТЭФ-кабину, в которой, когда свет свернулся и погас, оказался Марк Крысобой. Бородач на долю секунды отвлекся, чтобы посмотреть, откуда заструился свет. Этим я и воспользовался. Я покрыл расстояние до бородача одним прыжком. Через две секунды на полу лежало тело террориста со сломанной шеей.

Я бросился к своей одежде. Со скоростью метеорита я стал одеваться, краем глаза наблюдая за Крысобоем, который также облачался в одежду, поверх которой натягивал «Хамелеон».

— Что это за хмырь? — спросил Марк.

— Не время, — коротко отрезал я. — Слушай меня внимательно, пока мы одни.

ТЭФ-кабины заполнились вспышками свега, которые оставили после себя стопки одежды. Дверцы медленно отворились, и одежда других солдат вывалилась на пол.

— Я не могу после операции вернуться с вами. Меня попытаются ликвидировать. Я буду уходить сам. Крысобой молчал.

— Я уже знаю, как уйду. Так что не волнуйся, брат.

— Как мы встретимся?

— У меня есть документы на капелланскую должность, на имя Ларса Русса. Я приписан к семнадцатому звездно-десантному полку «Крест и Молния». Там ты меня и найдешь. — Помолчав, я добавил: — Если захочешь.

Я застегнул на себе «Хамелеон» и проверил, как удобно достаются из ножен десантные ножи.

— Проследи, чтобы Ренатку нашли, — попросил я.

Кабины вновь заполнились светом. Еще два солдата появились в подвале и тут же, без разговоров, начали одеваться.

— Я с Гоевина не слезу, клянусь задницей лорда Джудда.

Переброска отряда заняла десять минут. Это время я потратил на исследование замков на дверях, которые перекрывали лестницы, ведущие на первый этаж Библиотеки. Спилив замки, я приоткрыл двери и убедился, что путь свободен.

Когда последний солдат выскочил из кабины и оделся, я приказал активизировать «Хамелеоны». Мы исполнили это почти синхронно и пропали для окружающего мира, но остались видны друг другу. Я огляделся. Солдаты вокруг меня походили на распыленные из баллончика силуэты. Вокруг каждого расплывались цвета, словно кому-то понадобилось, и он размылил очертания туловища, рук и конечностей. Стоило кому-то из солдат сделать движение, как позади него оставался цветовой последыш, постепенно тающий в воздухе.

Я нагнулся над телом мертвого бородача, подобрал автомат, который повесил на плечо, собрал с ремня обильный убойный урожай — два метательных ножа, три сюрикена и четыре запасные обоймы к автомату.

— Двинулись. Идем бесшумно. Разговоры запрещены. Разрешаются только жесты, — отдал я последние указания.

Я возглавил отряд. По правую руку от меня встал Марк Крысобой. По левую — капитан Джим Орсон Клайд. Мы неспешно двинулись по лестнице на первый этаж Библиотеки.

Мы вошли в конференц-зал, расположенный на двадцать третьем этаже, неспешно, словно и не боевая операция вовсе, а прогулка с любимой девушкой. Точно пантеры перед прыжком на жертву, мы разбрелись по залу, занимая выгодную для себя позицию, так, чтобы в поле действия каждого бойца находилось по два, а то и по три террориста. Но все равно оставались неохваченные точки, которые предполагалось подавить оружием дальнего боя. Автоматами и пистолетами мои бойцы разжились по пути к конференц-залу. Исчезновение семи бородачей, которые могли просто прилечь отдохнуть и выключить переговорники, не разбудит осиное гнездо за тот короткий срок, который нужен нам, чтобы разворошить его самостоятельно.

Заложники выглядели удручающе. Изможденные лица— осунувшиеся, с бледной кожей. Синяки под глазами от переутомления. В рядах между кресел валялись пустые пластиковые бутылки из-под воды. Никто не удосужился накормить заложников; как ни предлагали и ни настаивали службы СБЗ и Международный Красный Крест, но пища к плененным людям не поступала. Только витаминизированная вода, чтобы их поддержать и не дать умереть от жажды.

Разглядывая заложников, я в сотый раз порадовался, что в этом зале не было детей. Они бы не вынесли такого напряжения. И, понимая это, руководство СБЗ не стало бы начинать освободительную операцию до тех пор, пока последний ребенок не будет отпущен. Так было в Москве на заре мировою терроризма.