— По Галушкина есть несколько магазинов, можно пошуровать в подсобках. — Ткаченко снял с примуса сковородку с разогретой тушенкой и баночной кашей. — Наверняка есть непросроченные консервы.
— Да хоть бы и просроченные, — отмахнулся сталкер. — наши советскую тушенку лопали и не жаловались — главное, чтоб банка была не ржавая и не вздутая. Фонили они чуток, правда, да в той Зоне что только не фонило. Здесь в этом плане еще благодать, не приходится постоянно от треска счетчиков ежиться. Так радиация вроде и не пахнет, и не видно ее, и не чувствуешь даже, что дозу словил. А штука это скверная, ох, скверная… в «грязные» места я вообще не совался.
— И что, тушенкой не травились? — заинтересованно спросил ученый.
— Как ни странно, нет. — Шелихов улыбнулся краем губ. — Так, иногда дно вышибало у некоторых особо чувствительных граждан, но чтоб насмерть, по-моему, никто не травился. И тушенка, кстати, мировая была, хоть и просроченная, конечно. Реально настоящее мясо кусками, а не эта соевая хренотень с редкими шматками жестоко растерзанных кур. Не вздутая и чистая баночка у барыг по триста пятьдесят рубликов шла, и то в том случае, если барыга был добрый и отзывчивый.
— А откуда они их доставали?
— Находили склады… под землей в основном. Армейские резервы, запасы на случай какой-нибудь мировой бяки, в лабораториях секретных тоже запасы можно найти, если постараться. А один раз вообще случай был… хотя, конечно, брехня скорее всего.
— Расскажи, — попросил Ткаченко и пододвинул поближе стул.
— Даня Бандарлог рассказывал… он вообще трепло большое, хотя тогда врал очень убедительно… так вот, рассказывал, что с одним дружком набрели они в Зоне на полузасыпанный ход в земле. Вроде как научные подземелья, а лабы заброшенные частенько на ценный хабар богаты. Ну и стали они его отрывать, почти неделю конопатились. Откопали. А эта зараза оказалась не входом в лаборатории, а немецким бункером, да-да, еще с войны. Ни оружия, ни гранат, ничего, короче, чтоб можно было торгашам перетаскать, только, говорят, кучи бумажек с орлами, тюк истлевших в труху тряпок и несколько гнилых ящиков с банками да бутылками. Облазили они сверху донизу все помещение, стены простучали — ничего больше нет. Бандарлог — товарищ немного без царя в голове, ну, взял бутылку, откупорил, лизнул, а потом сразу половину и выжрал. Ром, ямайский, ага… и закусил там же. Сардинами из баночки.
— Да ну на фиг. Брешет ваш Бандарлог как собака. — Ткаченко отмахнулся, словно от надоедливой мухи. — Не могут столько времени консервы храниться. Да и насчет рома я сильно сомневаюсь.
— Скорее всего брехал сталкер, — согласился Шелихов. — Чего с макаки-то взять? Но, как бы то ни было, Слизняку он таки сторговал за неплохие шиши несколько эксклюзивных бутылочек и комплект не гнилой, вполне себе крепкой офицерской формы со всеми значками да всякими нашивками. Тот не раздумывая взял, видать, были у него на примете подходящие покупатели.
— Не исключено, что это тоже частный случай петли времени, — задумчиво проговорил Лазарев. — Но так, чтобы не дубликаты по образам, а немалые объекты переносить, тем более через столько лет… но как бы то ни было, я слышал, что сталкеры иногда продают торговцам оружие времен Великой Отечественной. И в очень неплохом состоянии… а у одного из сталкеров, по-моему, наемников, видели как-то немецкий автомат «Шмайссер».
— Пэ-пэ. Пистолет-пулемет. И не «Шмайссер», а эм-пэ сорок один. Да, говорили о таком, причем надежные, не трепливые люди говорили. Лично, правда, не видел.
— Петли… хм. Почти наверняка виноваты петли, — пробормотал ученый.
На кухне послышалось шипение кипящего сала, и капитан снял сковородку с примуса. На троих горячая каша с кусочками мяса разошлась быстро, за обедом пару раз перемолвились парой ничего не значащих фраз. Шелихов вскоре уснул — сказалась очень серьезная усталость и последствия приема препаратов. Перед тем, как забыться сном, Шелихов подумал, что Москва как-то не особо богата на мутантов. По крайней мере за целый день не встретилось ни одной серьезной твари. Сталкеру очень хотелось, чтобы и завтра не состоялось никаких непредвиденных встреч.
— Тихо, мужики. Лучше постоим немного… посмотрим, чем дело кончится. — Шелихов поднял руку. — Если что, стрелять по моему сигналу.
Просто выйти из подъезда и проследовать уже намеченной за вчерашний день тропинкой не получилось. У площади, прямо через дорогу, широким кругом сидели полтора десятка крупных псов. Здоровенные, все как один косматые, они отдаленно напоминали старых, больных кавказских овчарок. Но это если смотреть издалека… в бинокль собаки вовсе выглядели древними, сильно побитыми молью музейными чучелами со свалявшейся в грязные колтуны шерстью и стеклянными, неживыми глазами. Только в отличие от чучел собаки время от времени двигались. Движения их были неловкими, дергаными, псы вихляли задами, подволакивая тощие лапы, чесались, пуская на ветер большие клочья вылинявшей шерсти. Некоторые собаки тряслись крупной дрожью, сгорбившись, словно от сильных внутренних болей, но то один, то другой зверь приподнимал губы, демонстрируя толстые желтые клыки, и с неожиданной яростью щелкал челюстями, словно пытаясь словить невидимого врага. Из здания супермаркета, где, видимо, и было логово стаи, на площадь выходили новые собаки, и Семен внутренне порадовался тому, что вчера удалось пройти мимо магазина без приключений.
Псы собрались на площади не просто так. В центре круга, образованного серыми облезлыми спинами и ощеренными пастями, стояло нечто такое, что Семен не смог даже подобрать к нему название. Черно-багровое, перекрученное жгутами тело со штакетником выпирающих ребер и несколькими несимметричными костлявыми конечностями, было почти двух с половиной метров в высоту и издалека напоминало неровную, согнутую корягу с беспорядочно торчащими ветвями тощих, словно иссушенных лап. Откуда-то сбоку из бугристого ствола туловища отрастала короткая жилистая шея, на которой с поразительной скоростью крутилась и дергалась во все стороны длинная, отдаленно похожая на лошадиную голова. Монстр, раскрыв впечатляющую пасть с толстыми, почерневшими пнями зубов, непрерывно вопил, на асфальт падала пузырящаяся пена. Несмотря на то что глаз у существа, похоже, был всего один, так как на месте другого была просто заросшая шкурой яма, тварь умудрялась отслеживать движение всех собак. Стоило какому-либо псу хотя бы привстать, «коряга», мотая костлявыми лапами, стремительно оборачивалась, и окрестности оглашал очередной вибрирующий, ржавый скрежет и визг.
