— Уже?
— Ага. Похоже на то. Сейчас.
Я забрался на камень, склеенный из зеленых кирпичей, приложился к биноклю.
Холм. Не высокий, но явный. Скорее даже не холм, а возвышение, постепенное вспучивание, словно там, под землей, пузырь надувается. Когда-то тут тоже был город, но теперь от него почти уже ничего не осталось, даже руин. Редкие каменные бугры. Но собака осталась. Постамент утратил квадратность, оплыл и выветрился до дыр, а вот собака совсем почти не изменилась. Стояла себе, как стояла сто лет назад, смотрела вдаль дружелюбными глазами, вот только благодарное человечество не спешило возлагать к ногам пса охапки цветов, кости и овсяное печенье, собаки, кажется, любят овсяное печенье. От чего она человечество спасла? От рака. От старческой трясучки, от облысения, от рассеянного склероза, не помню уж, от половины страшных болезней, я смотрел в медицинском справочнике, от хронической усталости. Человечество погрузилось в нее и стало уничтожать себя с воодушевлением.
И вот какой-то доктор нашел в крови своего пса спасение от мировой скорби и от остальных болезней, и десять лет он добывал из собаки кровь и делал из нее лекарство, а благодарные излеченные собирали материал для памятника. Когда великий пес умер, его сначала залили гипсом, а потом, когда он затвердел, влили в этот гипс благословенное расплавленное серебро.
Надо признать, что кровь этой собаки выполнила свое предназначение. Никто сейчас не грустит. Кроме меня. И рассеянным склерозом тоже никто не страдает. И старческим слабоумием. Спасибо.
— Смотри, — я сунул Егору бинокль. — Кажется… Пришли.
Егор взял бинокль.
— Почему она черная? — спросил он. — Там ведь показано, что из серебра…
— От воздуха почернела, — ответил я. — Серебро чернеет. Ты лучше на это погляди.
— На что?
— На тень.
Егор опустил голову, охнул.
— Почему их две? Такое разве…
Я ткнул пальцем в небо. Егор задрал голову.
— Солнце… второе…
Прошептал Егор.
На небе появилось второе солнце. Не такое яркое и не такое большое, как наше, совсем как на кассете у Белова.
— Это… не по-настоящему ведь? — растерянно спросил Егор.
— Наверное. Не знаю… Два солнца не могут сразу быть рядом. Они бы слиплись — и все бы сгорело… Это тоже, наверное, какая-то тень… Мы пришли, это точно.
— Куда? Туда?
— Сюда. Это…
Я топнул ногой.
— Это, видимо, и есть граница. Прореха. Там…
Махнул рукой в сторону черной серебряной собаки.
— Там их мир. Тут наш. Здесь они и состыкуются.
— А почему так жарко? — Егор вытер пот со лба.
— Кто его знает… Может, от трения. Миры друг о друга границами трутся — от этого температура и растет. А может, у них там что-то происходит. Может, они выгорают. Вот к нам и спасаются.
Егор натянул покрепче шлем.
— Выгорают они… — проворчал он. — Поналезли… Мы-то к ним не лезем… А они ползут и ползут.
Я не стал спорить.
— Осталось немного, — я потянулся, хрустнул плечами. — Тут уже рядом. А дальше… Спуститься вниз, отыскать эту самую гелевую бомбу и испортить охлаждение. Разберемся. Ты не волнуйся вообще, мы успеем уйти, я это просто так сказал. Настроение плохое случилось.
— Я понимаю.
Воздух шевельнулся. Длинные космы лишайников на мертвых деревьях колыхнулись и потянулись в нашу сторону. Направление воздушного течения сменилось, ветер подул в лицо, из теплого сквозняка он превратился в горячий поток, от которого хотелось чихнуть и слезились глаза. И состояние, в воздухе что-то изменилось, он запах опасностью, угрозой, бедой. В рюкзаке у Егора пискнул поганец, заскреб лапками.
Надо уходить. То есть искать безопасное место. Я еще не понял до конца, что случилось, но уже понял, что надо спасаться.
— Воняет… — плюнул Егор. — Воняет сильно…
Егор потрогал живот. Точно, воняло здорово, даже затошнило, меня тошнит все последнее время, не хватало, чтобы паразиты какие-нибудь завелись.
Снял с плеча винтовку. Когда так воняет — жди стрельбы, примета верная.
Воздух колыхнулся сильнее и тошнотворнее.
— Смотри!
Указал пальцем Егор, нет, все-таки зрение у него отменное.
Я сощурился и тоже увидел. По направлению к нам неслись… Не знаю, черные пыльные фигуры. Переваливали через вершину холма, слишком много, не стая, я не знал, как называется такое количество. Наверное, тьма.
Тьма поползла на нас, их нельзя было разглядеть в бинокль, оптика сминала силуэты, впрочем, и так понятно. Все, кого я знал, и новые, кого я не знал и не хотел знать. Я и этих не хотел знать, хотел забыть. Некоторым раньше везло, им на голову падал кирпич, и они все забывали, просыпались — и ничего не помнили уже, как новые. Вот бы так, кирпич мне.
— Они бегут, — прошептал Егор. — Они все бегут…
Егор выстрелил. Мрец споткнулся, о него споткнулись другие, и тут же образовалась куча, Егор выстрелил еще. Бесполезно, все равно что пытаться остановить плевком камнепад.
— Патроны береги, — посоветовал я.
Слева. Тоже погань, огибая холм, приближаясь к нам слева. Огляделся. Ясно. От всех не отстреляться. Да и глупо это, отстреливаться, тут прятаться надо…
— Дэв!
Егор указывал на стену. Недалеко, метров двадцать, стена, кирпич, влезли повыше, через минуту они уже были вокруг, и текли вокруг, на нас не глядя. Все вперемешку. Мы сидели метрах в четырех над землей, задыхаясь от поднимающейся вони, мы были терпеливы и старались дышать ртом, и старались не стрелять, не кинуть гранату, вернее, Егор старался не кинуть, а мне плевать было. На всех.
Существа продолжали спасаться. Оттуда сюда, к нам. Их стало меньше. И бежали они медленнее, многие не бежали, а брели, одурело оглядываясь и задыхаясь, так что прицеливаться стало можно, Егор прицеливался, стрелял и попадал.
— Так они до вечера идти будут, — сказал Егор, пристрелив кикимору. — Они в тоннель ведь лезут?
— Похоже. Хватит стрелять. Патроны пригодятся на обратном пути, там погани будет много, настреляешься.
Егор убрал винтовку за плечо.
Просидели еще час. Количество погани не уменьшалось, тащились равномерно и уныло, все уже полудохлые. Если уж полудохлые к нам лезут, то, видно, там, на китайской сторонке, совсем уже невесело.
— Надо обойти справа, — предложил Егор вдруг. — Вон там.
Я поглядел направо. Да, можно. Там, конечно, круче и развалины гуще, но уроды там не лезут, сторонятся. Наверное, это правильно.
— Эй, придурки!
Мы разом оглянулись. Я чуть не подпрыгнул, чуть со стены не сверзился.
На соседнем каменном островке сидела Алиса. В своей глупой и опасной красной куртке, неужели не могла выбрать ничего интересного… Без оружия, во всяком случае, без винтовки. Наглая и веселая. Скорее всего, проследила за Егором. А он не заметил. И я не заметил. Алиса, как всегда, себе не изменяет…
