– Устьян, разве я учу тебя, как надо командовать пластунами? Кажется, нет. Так с какой стати ты вмешиваешься не в своё дело?
– Не от хорошей жизни, дьяк, – снова загрохотал мастер пластунов. – Вижу, ты всё ещё не напился людской кровушки. Когда же насытишься?
– Я мог бы обидеться, но не стану. Забирай свою кодлу, Устьян. Мои проблемы тебя никоим образом не касаются. Будем считать, что ничего не было. Ты шёл и случайно ошибся дверью. С кем не бывает! Так, Устьян? – угрожающе прошипел дьяк.
– Не так. Я пришёл за парнем. Его хочет видеть князь. Или пойдёшь против его слова?
Дьяк поник.
– Разве верный слуга может пойти против своего хозяина… Хорошо, забирай парня.
Он прикрикнул на палача:
– Никифор, спрячь свою пукалку. Вдруг выстрелит.
Потом снова посмотрел на мастера пластунов:
– Ты ведь говоришь мне правду, Устьян?
– А разве был случай, чтобы ты мог усомниться в моих словах? – сурово спросил мастер пластунов.
– Всякое бывает, – уклончиво произнёс дьяк. – Я умываю руки. Не буду чинить препон.
Он выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью. За ним потянулись охранник с автоматом (он уже успел прийти в сознание) и Никифор, суетливо вытирающий потные ладони о фартук.
– Оскорбился, – изрёк Вышата.
– Ничего, ему полезно время от времени спесь охолаживать, – сказал Устьян.
Он велел выйти своим людям и встать караулом за стеной, остались мы втроём, включая Вышату.
– Ну что, паря, не успели тебя покалечить подручные дьяка? – спросил мастер.
– Вашими стараниями. Спасибо от всей души, – искренне сказал я и поклонился, прижав руку к груди.
Устьян довольно ухмыльнулся в бороду.
– Молодец, наши обычаи знаешь. Хорошо тебя воспитал Добрыня. Хвалю.
– А когда вы меня к князю отведёте? – задал я главный вопрос.
Устьян погрустнел.
– Тут не всё просто. Приврал я малость, чтобы тебя спасти. Нашего Тайного дьяка только словом княжеским и пробьёшь. Никто другой ему не указ.
– Погодите… Но ведь мне обязательно нужно с ним свидеться.
– Думаешь, до него так просто допускают?! Князь – есть князь. Не просто человек, а символ земли русской. Убьют его, плохо тогда нам придётся. И Кремлю, и России. Тайный дьяк это лучше всех понимает и охраняет князя со всей ревностью. Ну, а какие методы у дьяка, думаю, ты уже понял.
– Понял. Никакого разнообразия: пытка, пытка и ещё раз пытка…
– Это он на тебя ещё и слегка в обиде. Ты знал, что Спасские ворота наш союзник био охраняет?
– Откуда? – воскликнул я.
– То-то и оно. Ты, когда в горячке био крушил, чуть до нашего не добрался. Еле его от тебя спрятали. А то б и ему на орехи перепало, – засмеялся Устьян.
Он вмиг посерьёзнел:
– Уходим.
– Куда вы меня ведёте? – спросил я.
– Пока к отцу Филарету. Он обещался помочь. Там и твой дружок маркитант будет. Его чуток позже приведут.
– А Сержант? – опомнился я.
Действительно, я так и не выяснил судьбу своего друга. С маркитантом, похоже, ничего страшного не случилось, а вот кио – ещё неизвестно, как приняли его местные. Непохоже, чтобы киборгов здесь любили. Чужак, тем более такой, кажется вдвойне опасным.
– Сегодня ты его не увидишь. Не волнуйся, с кио всё в порядке, – успокоил меня мастер Устьян. – Им наши учёные монахи заинтересовались. Хотят с его помощью к информационному полю подключиться и выкачать оттуда как можно больше сведений.
– А сам кио – согласился на это?
– Нельзя в таких случаях неволить, – ответил Устьян, и я облегчённо перевёл дух. – Без его желания ничего бы не получилось.
– Сержант, пока с нами был, пострадал сильно…
– Да ты не волнуйся, парень. Подлатают твоего приятеля. Будет как новенький. У нас любого на ноги поставят, лишь бы человек был хороший.
Слова мастера Устьяна меня окончательно расслабили: чувствовалось, что он не бросается ими на ветер. Мне вообще было по душе общество пластунов. Они не такие горделивые, как дружинники, более простые, что ли… Хотя работать предпочитают поодиночке, это я от Вышаты слышал. Но компанию составляли с удовольствием.
Готовили пластунов с малолетства, причём не столько на силушку от природы даденную смотрели, а на другие таланты, чтобы и ловкими были, и изворотливыми. Порой совсем уж никчёмных набирали, из тех, кого остальные за версту обходили: воришек, к примеру, разных, прощелыг, на которых метки некуда поставить.
И вот с ними-то и возился мастер Устьян. Трудной была его наука: гонял сутки напролёт, издевательства разные хитрые устраивал, не то древнюю химию, не то самолично разработанные составы в ход пустил: всякой дурью пацанов обкалывал, после которой они сами не свои были. Даже родители, что на чад давным-давно руками махнули, не выдержали и возроптали.
А чуть попозже, когда в недрах Стрелецкого приказа вызрело совсем новое подразделение пластунов, выяснилось, что не пропали впустую труды мастера Устьяна. Удалось ему почти невероятное: у Кремля появились свои глаза и уши. Его ученики далеко за пределы крепости проникали, всё разведывали и разнюхивали, принося часто столь важную информацию, что благодаря ей порой большие победы удавалось одерживать малыми силами.
И с каждой победой росло уважение и к Устьяну, и к его людям. Разве что некоторые дружинники до сих пор ворчали, что, мол негоже на врага со спины идти. Истинный воин должен только лицом к лицу драться. Но этих ворчунов уже не слушали, да и сами они постепенно осознавали пользу от новосозданного отряда.
Таким был этот человек, с которым меня столкнула судьба. А ведь по виду не скажешь, что перед тобой тот, кого беспрекословно слушают десятки тренированных разведчиков, готовых за него жизнь отдать.
– Что на меня уставился? – улыбнулся он, почувствовав на себе мой взгляд. – Не невеста, чай, чтобы мной любовались. Ты лучше Кремль рассматривай. Когда ещё такая возможность выпадет тут побывать. Не теряй времени зря, парень!
Я послушался его совета и принялся с любопытством вертеть головой.
Многое здесь казалось непривычным и непохожим на нашу жизнь в Комплексе. Чувствовалось, что крепости досталось: то тут, то там виднелись следы многочисленных разрушений. И в то же время здесь кипела жизнь, люди латали пробоины в зданиях, убирали мусор, возводили временные укрепления. А рядом стайка совсем мелких ребятишек, которые сопя таскают булыжники, помогая более старшим заделывать многочисленные пробои. Те, кто поздоровее, размешивают раствор.
Женщины подтирают кровавые лужи: эх, тяжко пришлось его защитникам! Сколько же их тут полегло, родимых!
Но на лицах людей нет отчаяния. Они принимают жизнь такой, как есть, готовы драться за неё до конца, и неважно, кто противник.
