– Мы доставили лекарства! По заданию Князя!
Молчание стало почти осязаемым. Тишина нависла над Неглинкой тяжелым гранитным сводом.
Чего они ждут? Принимают решение? Пытаются узнать в нем – увешанном драными мешками, грязном и окровавленном, с «Ремингтоном» на ремне – немногословного пахаря из теплиц?
Лан оглянулся. Дым по-прежнему стелился над Воздвиженкой. Возле развороченного корпуса Одинокого Ходока угадывалось движение. Титан и Грыжа уже должны были уйти, значит, пожаловали падальщики. Того и гляди ударят в спину.
– А кто это с тобой? – подали, наконец, голос со стены. – Вроде барышня?
– Она – мой друг! – крикнул Лан. – Мы бежали из плена! Мы выполнили задание Князя!
И снова воцарилась тишина. Воины на стене были неподвижны, ветер гнал по темной воде Неглинки рябь, солнце то выходило из-за туч, то скрывалось снова.
– Ну, проходите к Спасским, – проговорил кто-то обыденным, даже скучающим тоном. – Или ждете, что мы паромную переправу наведем?
Лан тронул Мару за локоть.
– Видишь, я же говорил, что все будет хорошо.
– Вижу, – ответила Мара, способная, как никто другой, прочувствовать все переживания Лана.
Они двинулись вдоль Неглинки. В развалинах ошивалась пара нео, но Мара отвела им глаза, подсунув простецкую иллюзию. Лан с каждым шагом ощущал все нарастающее беспокойство: в Кремле было тихо. И, скорее всего, это никак не было связано с нежданным появлением двух оборванцев. Не стучали молоты кузнецов, не гремели тренировочные мечи, не работали на стене мастеровые, восстанавливая поврежденные во время осады зубцы.
– Все будет в порядке, – сказала вдруг Мара.
– Что там? – спросил Лан, останавливаясь.
– Ничего такого, с чем бы ты не справился. – Мара сняла с себя мешок и сумки. – Тебя встретят друзья… – Она оглянулась, бросила долгий взгляд на заросшие травой и кустарниками развалины, на улицы, расходящиеся от сердца Москвы веером опасных и не всегда проходимых путей.
– Мара?
Она что-то задумала. Не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять это.
– Я должна вернуться в Одинцово, – сказала Мара, глядя в сторону. – Когда-то меня изгнали, словно прокаженную, а сестренку забрали в общинный дом. Когда-то я сдалась, когда-то решила, что жизнь моя не имеет смысла. – Она повернулась к Лану, и в ее глазах вспыхнуло зеленое пламя. – Но встретившись с тобой, я поняла, что сдаваться нельзя. Ты показал, как нужно стремиться к цели, невзирая ни на что, не жалея себя. Я вернусь и заберу Сияну, потому что она – моя семья, моя община, а потом… – Мара посмотрела на стену крепости, – постараюсь привести ее сюда. И я надеюсь, что ты нас встретишь.
– Мара… – с нежностью проговорил Лан.
Он хотел сказать, что понимает ее. Он тоже за восстановление справедливости, он за то, чтобы семья воссоединилась. Когда перед тобой стоит подобная цель, то не страшны ни вражеские клинки, ни пули; зло отступит, умывшись собственной кровью, а верные друзья всегда придут на помощь.
– Я бы очень этого хотела. – Мара коснулась щеки Лана. – Но я пойду одна. Прости, я знаю все, что ты хочешь сказать. Доделай свое дело, а я сделаю свое. И когда-нибудь мы обязательно встретимся.
Лан молчал. Он смотрел на покрытые выщерблинами – следами многочисленных боев – стены крепости, на неспешный бег темной воды в Неглинке и буруны пены вокруг выпирающих из тела реки обломков коллектора, на небо в свинцовых тучах, покрытых рваными ранами разрывов, сквозь которые струилось расплавленное золото солнечных лучей. И ему казалось, что в этом мире их только двое – он и Мара. Это ощущение отозвалось теплом в груди. Глаза Мары мягко мерцали, и Лан подумал, насколько же, все-таки, она красива…
– Прощай, воин, – сказала Мара.
– Прощай…
Мара вытащила из-за пояса стилет и протянула его Лану рукоятью вперед.
И вновь не нужно было лишних слов. Второй клинок останется у девушки, смертоносная пара разделится. Хотелось верить, что не навсегда.
По асфальту заклацали когти фенакодусов. Лан стоял в окружении мешков и сумок с драгоценным грузом, ожидая, когда дружинники подъедут.
Их было только двое: воин в черном – это Ворон. Борода серебрится сединой, левая рука покоится в легком лубке – очевидно, кость только-только срослась после перелома. Светозар – со старинным автоматом, в начищенных, как на парад, доспехах. Весь гордый и надменный, как в те времена, когда не признавал в пахаре Лане брата.
– Оружие на землю! – потребовал с ходу Светозар. – Что в мешках?
Лан положил «Ремингтон».
– Тут лекарства, ребята, – ответил он сдержанно. – Все по списку… если, конечно, мы не разбили половину по пути сюда.
– Где вторая? – спросил Ворон, поглядывая на руины.
– Она ушла, – ответил Лан, не вдаваясь в подробности.
Фенакодусы, как обычно, приветливо отнеслись к Лану. Зафыркали, потянулись клыкастыми, способными напугать несведущего человека мордами, чтобы потереться лбами о его плечи. Лан почесал их за ушами да ниже подбородков.
– Открывай мешки! – приказал Светозар напряженным голосом: видимо, переживал, что его братца могли подговорить пронести в Кремль взрывчатку.
– А что произошло, мужики? – осторожно, дабы не нервировать дружинников, которые выполняли свою работу, поинтересовался Лан. Он по очереди развязал мешки и открыл сумки. Выложил на дорогу, словно бродячий торговец, несколько упаковок с лекарствами.
– Антибиотики? – В голосе Светозара прочиталось изо всех сил сдерживаемое ликование.
– Все по списку, – еще раз повторил Лан.
– Тогда мы спасены, – улыбнулся в седую бороду Ворон.
…С тем, на что оказалась неспособна армия нео, едва не справились их паразиты. Блошиное полчище покинуло охладевшие трупы хозяев и переместилось туда, где ближе всего можно было отыскать пищу: за стены Кремля. Блохи прорывались через каждую щель, живой черный ковер на какое-то время скрыл под собой кремлевскую брусчатку.
– Мы вытравили эту гадость, – поведал отец Филарет, но после того, как крепко обнял Лана. – Многие блохи оказались заразными, треть гражданских сразу попала в карантин, а остальные сидят дома: кипятят все, что можно прокипятить, и протирают спиртом все, что только можно протереть. К счастью, это не чума, а что-то вирусное. Спроси отца Сергия, он назовет точный диагноз. Дружинники, как всегда, более стойкие, но и они теперь недомогают через одного… Мы планировали распорядиться лекарствами чуть по-другому, но дорога ложка к обеду, ты успел вовремя, сын мой.
Хранители Веры рассортировали доставленный груз. Вот-вот группа священников приступит к лечению как подхвативших инфекционный недуг, так и раненых, которыми все еще полон госпитальный храм. Скоро те и другие встанут на ноги и тень смерти перестанет нависать над крепостью. Дети вернутся в Школу, мастеровые – в цеха, а пахари – в теплицы. Дружинники продолжат шлифовать воинское мастерство и нести службу на стенах во славу Кремля. И так будет всегда, пока руки держат меч.
