Хранители Веры рассортировали доставленный груз. Вот-вот группа священников приступит к лечению как подхвативших инфекционный недуг, так и раненых, которыми все еще полон госпитальный храм. Скоро те и другие встанут на ноги и тень смерти перестанет нависать над крепостью. Дети вернутся в Школу, мастеровые – в цеха, а пахари – в теплицы. Дружинники продолжат шлифовать воинское мастерство и нести службу на стенах во славу Кремля. И так будет всегда, пока руки держат меч.
* * *Длиннополая кольчуга, шишак, стальные наручи, перчатки без пальцев, удобные камуфляжные брюки, берцы, тактические очки… Трофейный «Ремингтон» с десятком патронов, превосходный палаш с покрытым характерным узором булатным лезвием, пара дульнозарядных пистолей… Лишившийся пары стилет с прямой крестовиной и четырехгранным лезвием…
Лан заступал в караул.
Ночная Москва полна звуков. Воют дикие крысопсы, плещутся в заполненных водой воронках болотники, мерзко пищат рукокрылы, шуршит листва растений-мутантов. Где-то далеко гудит Арена, бьют барабаны, и зрители сопровождают пьяным ором очередной смертоносный удар гладиатора. Так же далеко, но гораздо ближе, чем хотелось бы, перерыкиваются нео, и биороботы разных серий сканируют мертвые улицы тепловизорами в поисках органики.
И лишь дружинник Кремля – заслон на пути нечисти, празднующей наступление темной поры.
Светозар встретил Лана у лестницы на стену. Брат был вооружен АК-107, верным мечом и арбалетом со связкой болтов.
– Не надоело? – хитро подмигнув, осведомился Светозар.
– Пока всем доволен, – отозвался Лан, плохо распознающий сарказм.
– Так до воеводы дослужишься, – не преминул подколоть брат.
Лан не ответил. Они поднялись на стену, приняли караул, разошлись в разные стороны.
Над Неглинкой плыл туман. Лан задержал взгляд на противоположном берегу. Ему показалось, что он видит стоящего там человека. Скульптурная фигура, широченные плечи, лысина… Титан!
Порыв ветра перемешал клубы тумана. Титан исчез, на его месте оказался занесенный по пояс землей и мусором старый памятник.
В эту ночь тоска по выбравшим свой путь друзьям была особенно сильна. Она тянула жилы и наполняла грудь тревожной маетой, словно перед боем. Лан чувствовал себя стрелой, готовой и – более того – желающей отправиться в ночь, как только будет спущена тетива. Его обязанность – служить Кремлю, он долго шел к тому, чтобы обрести это право, и долгу не изменит. Но если бы возникла надобность выйти за стены крепости, то он бы первый вызвался добровольцем. Потому что усидеть на месте было тяжело, когда друзья где-то во мраке, кишащем чудовищами, и им, вероятно, нужна его помощь.
Лан прикоснулся к рукояти стилета.
– Мара, как ты там?
Это не было похоже на голоса в голове или что-то подобное. Лан просто понял, что Мара жива и что находится она на пути к цели. От сердца чуть-чуть отлегло. До Одинцова дорога не близка, он специально подсчитал километры по довоенной карте.
«Ты справишься»? – спросил он молча.
«Нет такого, с чем бы мы не справились», – пришло в ответ.
Мы еще встретимся?..
Молчание. Шум листвы. Вой и грызня крысособак на площади Революции. Нытье комариных туч.
А потом – только одно слово:
«Непременно».
