и без толчеи покинули Арену. Спускаясь по лестнице к центральной площади, Аун оценил огромную толпу народу внизу, спешащую по своим делам.
— Сегодня был аншлаг, в нижних дешёвых секторах люди даже стояли, так как им не хватило мест. — Голос паренька слегка задумчив. — Большинство из этих людей, как и мы, следило за боями весь день…
— Ты намекаешь, что сейчас будет трудно найти свободное место в каком-нибудь кабаке или корчме? — Уточнил я.
— Да, — подтверждает мою догадку Аун, — я, конечно, знаю несколько не очень популярных мест, но там и кормят не то чтобы вкусно.
— И что ты предлагаешь? В доме у нас остался один сыр, — В моём голосе мелькнуло недовольство.
— Зайдём на рынок, купим продукты и приготовим их дома, тем более рынок нам по пути.
— Солнце уже зашло, — пожал плечами, — большинство рыночных рядов уже закрыты.
— Закрыты уличные лотки, но магазинчики ещё работают. — Поправил меня юноша.
Мне не хотелось сегодня заниматься готовкой, но Аун сказал, что приготовит ужин по семейному рецепту и тем самым убедил меня в своей правоте. Этому убеждению помогло то, что все кабаки и забегаловки на нашем пути были полны народу. Когда мы вышли на рыночную площадь, то большинство рядов были уже пусты, а те, что не пустовали, так только потому, что их хозяева ещё не успели полностью свернуться и сейчас были заняты именно этим, а не торговлей. Но зрелище пустых прилавков и лотков совсем не расстроило Ауна. Юноша уверенным шагом пересёк площадь и постучал в одну из дверей, казалось уже закрытого магазинчика.
— Да? — Донёсся из-за двери не очень довольный женский голос.
— Аджумма Лаори, это Аун, сын Ляао Дуаня, прошу прощения за беспокойство, но вы знаете, какая толпа сегодня была на Арене… — А этот юнец неплохо играет своим голосом, вызывая сочувствие. — Вы ещё не убрали свои знаменитые баклажаны в погреб? Понимаете, я хотел угостить своего гостя, Рэйвена из Сиэтла, семейным рецептом жареных баклажанов в кисло-сладком соусе… И я понимаю, что солнце уже зашло, но не могли бы вы…
Вместо ответа за дверью лязгнул запор, и мальчишку впустили внутрь. После чего не прошло и трёх минут, как он вышел из лавки с небольшой корзиной в руках и невероятно довольным выражением на лице. Глубоко раскланиваясь, Аун попрощался с хозяйкой лавки и, кивнув мне, поспешил к следующей двери.
— Аджосси Гормень, это Аун, сын Ляао Дуаня…
В этом уже закрывающемся магазинчике паренёк разжился приправами, луком и чесноком. После чего, пропустив три лавки, он снова повторил свою историю уже другому торговцу, и его корзинка пополнилась свежими овощами. Причём он не только умудрялся покупать, когда лавки по сути закрылись, но и выбивал себе пусть небольшую, но скидку перед тем, как оплатить покупку. Обойдя таким образом в общей сложности пять магазинчиков, Аун развернулся ко мне и с широкой улыбкой похлопал по полной продуктов корзине.
— Конечно, вышло немного дольше, чем обычный поход на рынок, но у нас всё есть для отличного ужина!
— Хорошо, когда всех знаешь. — Усмехнулся я в ответ.
— Триес — город большой, — надулся от чувства собственной значимости юнец, — но я в нём родился и бегал по этим лавкам, когда ещё был вот таким… — Он указал ладонью себе по пояс.
— О чём я и говорю. — Киваю мальчишке и после того, как у меня вновь заурчало в животе, спрашиваю. — Значит у нас на ужин баклажаны в кисло-сладком соусе?
— Да!
— А ты точно справишься с их приготовлением? — На всякий случай уточняю я.
— Последние два года у нас в доме готовил именно я. — В голосе юноши чувствуется уверенность. — Вначале я возьму…
Как только Аун произнёс эти слова, я понял, как ошибся, задав свой вопрос. Теперь его будет не заткнуть! Пока он во всех деталях не расскажет о рецепте и о том, как будет готовить, он не остановится. И с каждым его словом, с каждым пояснением мой рот наполнялся слюной, а желудок урчал всё требовательнее.
— Затем я мелко нарежу лук…
Мы уже почти покинули рыночную площадь, а мальчишка не добрался даже до середины рецепта, как я услышал за спиной окрик:
— Господин Дуань!
— Нарежу лук колечками… — Не замечая окрика, продолжает говорить Аун, не останавливаясь.
— Господин Дуань!
Но и в этот раз юноша даже не обернулся, поглощённый своим рассказом:
— Чеснок надо растереть…
— Это не тебя зовут? — Прервал я паренька и указал за спину.
— Господин Дуань! — Вновь прокричал, обращаясь к нам, пожилой мужчина, стоящий в дверях винной лавки.
В этот раз Аун услышал, вздрогнул всем телом, но быстро пришёл в себя, пояснив:
— Никак не привыкну, что господин Дуань — это теперь я… После смерти отца…
Сказав это, юноша развернулся к кричащему, и на его лице появилась дежурная вежливая улыбка:
— Аджосси Ваалий, чем обязан?
— Господин Дуань, не могли бы вы подойти, а то мои колени сегодня особенно ленивы и на каждый мой шаг сильно ноют.
Пожимаю плечами, что Аун воспринимает как моё согласие, и мы подходим к винной лавке. Её хозяин вежливым жестом приглашает нас зайти, при этом его походка немного шаркающая, видимо, и правда у него болят колени.
— Господин Дуань, — Заходя за прилавок, произносит Ваалий, — я приношу свои глубочайшие извинения, — и этот мужчина раза в три старше Ауна низко кланяется мальчишке.
Юноша уже было открыл рот, видимо, собираясь спросить, чем вызвано такое странное поведение старшего собеседника. Но получил от меня болезненный тычок ладонью в бок и вместо вопроса остался молчаливым.
— Господин Дуань, вы не один раз посещали мою лавку. — По какой-то причине в голосе лавочника до сих пор сквозят виноватые нотки.
— С моим отцом, да, посещал. — С трудом расцепив сжатые от боли зубы, произносит юноша.
— Да, ваш отец, да хранит его душу Элая, был моим постоянным клиентом. — Кивает лавочник, который, видимо, гримасу на лице Ауна прочитал, как боль от воспоминания об отце. — Не хотел вам напоминать о вашей утрате… Но у моей лавки есть традиция. — При этих словах спина старого торговца вином распрямилась. — При покупке более четырёх амфор креплёного вина, мы дарим в подарок такому покупателю бутылочку «Цветов Заката». — При этих словах на прилавок ставится бутылка явно дорогого вина.
— Одно из лучших молодых вин Триеса. — Кивает Аун.
— Лучшее. — Поправляет его лавочник.
— Да, я припоминаю эту традицию. — Юноша полностью пришёл в себя.
Аун также, как и я, не понимает, зачем его позвали, и о чём разговор, но как истинный торговец мальчишка делает вид, что ситуация полностью под его контролем.
— И я о ней не забыл! — Подняв палец вверх, лавочник, шаркая, обошёл прилавок и вручил бутылку молодого вина в руки Ауна. — И ещё раз приношу свои извинения. Четыре дня назад ваш заказ принял мой молодой племянник. — Лицо лавочника скривилось при этих словах. — Удивительный распиз… витающий в облаках молодой человек. И он забыл передать вашему курьеру нашу благодарность за столь щедрый заказ, на шесть амфор сразу. Примите это вино из моих рук, как и глубочайшие извинения за моего племянника, который не сделал это вовремя!
Сказать, что я что-то понимаю, было бы абсолютной ложью. Четыре дня назад Аун постоянно был рядом со мной и точно не делал никаких заказов, тем более в винной лавке. Тем более столь больших заказов на более чем сорок литров крепкого вина. Таким количеством спиртного можно свалить с ног десятка два матёрых мужиков. Да и денег подобные амфоры, что стоят в этой лавке вдоль стен, стоят немало, а я не помню, чтобы Аун так тратился.
— Четыре дня назад, — медленно растягивая слова, произносит юноша, — шесть амфор креплёного вина…
— Да! — С улыбкой ответил ему лавочник, который явно повеселел после того, как Аун принял бутылку «Цветов Заката» из его рук. — Всё верно, шесть амфор.
Догадка сверкающим разрядом взрывается в моей голове, и я обращаюсь к Ауну, словно вспоминая:
— Это, наверное, тот заказ, который ты попросил доставить в порт. — Мальчишка смотрит на меня, явно не понимая о чём речь, и я добавляю: — Это в тот день было, когда ещё пожар случился.
— Да! В тот день. И именно заказ в порт, — кивая головой, словно заведённая игрушка, подтверждает мои слова торговец вином, — племяннику даже
