твердила, что вы все дома. А маму отпустили, когда тебя обнаружили! Я думала, она жива! – Вивьен разрыдалась и уронила голову Бэтани на колени. – Так долго верила, что мама в порядке!
– Ты не могла знать, – попробовала успокоить ее сестра.
– Какая же я дура! А что случилось с вами?
– Нас спрятали повстанцы. Мы пытались выяснить, что к чему. Хотели как-то помочь. Но вытащить человека из тюрьмы невозможно. Как и из академии.
– Какая же я дура! – повторила Вивьен. – Все это время верила директрисе и советнику Биену.
– Не ругай себя. Они отлично людям мозги промывают. Но папа никогда им не верил, поэтому и примкнул к «Новому свету». Он хотел нас уберечь.
– А потом?
– Когда мы поняли, что вас не спасти, а за нами по пятам следуют имперские ищейки, люди из «Нового света» пытались вывезти нас в Республику вместе с другими беженцами.
– И где папа?
– На отряд напали с воздуха. Когда мы переходили границу, на нас сбросили бомбы.
В горле Вивьен застрял ком. Она еще даже не успела осознать, как погибла мама. Одна. В тюремной камере. Сколько она там пробыла? Что с ней делали? Все то время, что Вив считала ее живой… А папа…
Новое ужасное осознание раскололо реальность.
– Подожди… ты имеешь в виду, авиатрисы?
Бэт кивнула.
И, помолчав, закончила:
– Мы поверили, что до свободы осталось всего ничего. Папа увлеченно рассказывал про школы, хотел, чтобы я не работала, а пошла учиться. Думал, вернется за тобой, когда я окажусь в безопасности. Мы загорелись мечтами о будущем, даже не заметили четыре самолета, летевших с востока. Нас пытались защитить с дирижабля, даже сбили один истребитель. Но папа погиб от взрыва. Как и многие другие беженцы.
Вивьен вспомнила день, когда авиатрисы сбрасывали бомбы на безоружных людей, шедших из Империи в Лерийскую Республику. Нутро еще тогда подсказывало Вивьен: что-то неладно, но Айрис сбросила бомбы и остальных заставила. Получается, Вив могла убить родную сестру.
По ее вине погиб отец. Девушка сглотнула подступившие слезы.
Она своими глазами видела: что-то явно не так… но ничего не сделала. Подчинилась приказу.
– Значит, все мертвы.
– Мы живы, – отозвалась Бэт. – Они хотели спасти нас любой ценой. «Новый свет» устроил меня к хорошим людям в Республике. Поначалу я пыталась сбежать и вернуться за тобой. Но позже… поверила, что ты мертва. Прости меня! Ты через столько прошла, пока я просто жила спокойной жизнью. Я ведь тоже хотела присоединиться к оппозиции. Но мне не разрешают, дескать, я еще маленькая и смогу заняться политикой или стратегией, когда вырасту. И папа этого хотел. А в Империи никто не считал меня ребенком. Я с одиннадцати лет трудилась на заводе! Ты же понимаешь, о чем я?
Но Вивьен не понимала. Она сидела потерянная, внутри разверзлась пропасть, словно из груди вырвали сердце. За несколько минут она потеряла родителей. И по сути, именно она виновата в смерти обоих. Она не слышала, что рассказывала сестра. Хотелось броситься на землю, закричать во все горло и охрипнуть, а потом разодрать ногтями шею – чтобы уже ничего никогда не говорить, не пытаться оправдаться, а умереть, прямо здесь – в этом прекрасном саду.
Бэт не умолкала, а Вивьен заливал холод, пришедший на смену жару и агонии.
Значит, «Новый свет» действует внутри Империи, то есть не из Республики. Вот кто может ей помочь. Нужно только взять себя в руки.
Томас очнулся на грязном деревянном полу. Вокруг все тряслось, ржали лошади, шумели голоса, на голову надели мешок. Пахло землей и скотом, рот жег ржавый привкус крови.
Кибитка остановилась. Сквозь ткань Томас различил свет.
Кто-то запрыгнул внутрь, и советник услышал голос:
– Мы нашли твою подружку, ее уже везут сюда. Если хочешь сохранить ей жизнь, начинай говорить.
– Ты что, принимаешь меня за деревенского простачка? – отозвался Томас.
В живот ударил тяжелый сапог, и Томас задохнулся.
– Нравится, умник?
– Знаешь, как часто меня так ублажают? – Он рассмеялся сквозь кашель.
– Откуда столько спеси в вас обоих? – раздался другой голос.
Судя по тому, как повозка качнулась, туда запрыгнул кто-то еще.
– Иди займись костром, Брюинс. Оставь этого мне.
Первый голос зарычал, и человек слез на землю. С Томаса сдернули мешок.
Советник оценил лицо мужчины, стоявшего перед ним. Блестящие черные глаза, словно у пса. Густая борода, каких не носят в Империи. Томас прекрасно его помнил.
– Хатчис…
– Вот так встреча, да?!
– Зря я тогда тебя не задержал.
– Зря, советник.
– Так вы знаете, кто я?
– Конечно. Поэтому моя ячейка снялась с места сразу, как вы уехали. Ваши силовики никого не нашли в Валитене. Верно?
Томас стиснул зубы. Голова раскалывалась.
– Что вам нужно?
– Для начала информацию: о самолетах, авиатрисах, расположении войск, короче, обо всем. А главное – о вашей спутнице.
– Принесите воды, и я расскажу то, что вы хотите, – отозвался Томас.
– И почему я вам не верю?
– Вот уж не пойму. Надо больше доверять людям! – Советник расхохотался.
– В таком случае говорите. Где она?
– Никак в толк не возьму, о ком вы, я был один.
– Советник, предлагаю проявить немного взаимного уважения и перестать врать. Тогда я прикажу, чтобы вам принесли воды. Дело в том, что мне точно известно: на поезде находилась графиня де Локк. Ее тело найти не удалось, значит, вы ее спасли.
– Ваш отряд лесных гномов меня не пугает, Хатчис. Помощи ждать неоткуда. Скоро имперские войска вас найдут и сотрут в порошок за то, что вы сделали.
– Конечно, а вас спасет принцесса на белом коне?
– Я до сих пор гадаю, кого вы имеете в виду, – усмехнулся Томас.
Ему действительно жизненно важно спасти Эбигейл, и раз его допрашивали – вероятно, ему удалось. Он не боялся повстанцев, как не боялся смерти. За все, что сделал с близкими, рано или поздно придет пора расплачиваться. А если бы графиню схватили, Томасу отрубил бы голову сам премьер-министр. В кои-то веки личные чувства совпадали с политическими играми.
Хатчис подхватил Томаса под руку и выволок из кибитки. Со связанными ногами Биен не поспевал и периодически падал. Другие повстанцы глядели на него и посмеивались. Томас не сомневался, что это «Новый свет», который сам так долго выслеживал.
Хатчис привязал пленника к толстому дереву, болезненно заломив руки назад, и велел кому-то принести воды.
– Спать будешь так, – процедил он, – пока не начнешь говорить.
Но поспать ему толком не дали. Ярко горел костер, люди сновали туда-сюда между палатками, шумели. После
