— На фото у него глаза серые, а так — голубые! — пожаловался таможенник. — И записано, что рост сто восемьдесят пять и четыре десятых, а тут все девяносто!
— Ну, доставайте линейку, будем мерить, — пробормотал я. — Всё, что можно. Каждый миллиметр.
Нортон нервно хихикнул и откашлялся. Стоящие рядом охранники переглянулись. Таможенник нахмурился. Я снова улыбнулся.
— Он знает, что здесь написано? — таможенник ткнул в разрешения.
Я знал, куда именно, в какой пункт, и начал воспроизводить — размеренно и без эмоций:
— При малейшей угрозе со стороны модели «A» вы имеете установленное законодательством право отключить модель «A» путём нажатия на предохранительный блок, находящийся на затылочной части черепа модели «A»…
Всякий раз, когда я доходил до этих слов, мне хотелось указать на то место, и левая рука непроизвольно дёргалась, но при этом другая сила удерживала руки в прежнем опущенном положении. Поэтому я оставался неподвижным, словно канат, который перетягивают два равных по силе атлета. При этом каждый нерв вибрировал: «Я знаю, где кнопка» — «Я не хочу знать, что она есть».
— Отключение следует производить тремя пальцами путём нажатия на…
— Довольно! — прервал меня Нортон и выразительно посмотрел на таможенника. — Вы слышали? Он знает! Мы можем наконец идти?!
— Почему вы везёте его в пассажирском отделении? — опять спросил таможенник.
Объяснение, которое Нортон предъявил в первый раз, было предельно подробным, обстоятельным и понятным для последнего идиота. Упоминался даже двенадцатый подпункт второго параграфа Устава по утилизации, согласно которому контейнер для моей перевозки мог нанести невосполнимый ущерб микроклимату станции.
Похоже, у Нортона актёрский талант, если таможня возжелала услышать всё то же самое.
Не судьба.
— Не хотел я, чтобы до такого доходило, но если вы настаиваете… — Нортон набрал в лёгкие побольше воздуха. — Если вы не можете предъявить никаких причин для задержания, дальнейшее задержание будет считаться актом саботажа против деятельности планетарной станции «Урсула-1». Как член комитета по безопасности «Урсулы-1» прошу немедленно пропустить нас на корабль!
— Вы удивительный человек, лейтенант! — признался я, когда мы поднимались по эскалатору, ведущему в пассажирские отсеки. — Понятно, что по инструкции вы должны выкладывать свой козырь только в самый критический момент, но ведь определение такого момента зависит исключительно от вас.
— Зачем ты мне это говоришь? — устало вздохнул он. — Зачем ты вообще разговариваешь? Ничего рационального в твоих шутках нет.
— Ну, поскольку я всё-таки еду в пассажирском отсеке как пассажир, неплохо бы вести себя как человек. А люди частенько совершают нерациональные поступки! — ответил я и негромко рассмеялся.
Две девушки, мимо которых мы прошли, громко ахнули и, я уверен, вывернули шеи, чтобы подольше не выпускать меня из вида. Правильно, сзади тоже есть на что полюбоваться!
На фоне лейтенанта Нортона я смотрелся особенно эффектно: высокий, черноволосый, атлетически сложенный, в обтягивающем серо-синем комбинезоне. На моём фоне Нортон был просто толстым, лысым и некрасивым. Не стоило с ним шутить, не стоило…
— Садись у окна, — сердито приказал он, когда мы подошли к своим местам.
Я послушно занял кресло возле иллюминатора, пристегнулся, автоматически пригладил волосы, глядясь в тёмное стекло словно в зеркало.
— Вы в своём уме? — раздался высокий женский голос с пробивающимися нотками истерики. — Почему здесь этот?! Стюардесса! Стюардесса!!! Я требую капитана! Я не хочу, чтобы мои дети стали жертвой этого чудовища!..
— «A»! Это «A»! Тимми, смотри! Настоящий «A»! — похоже, мальчишка лет девяти с соседнего ряда — когда мы шли по проходу между креслами, он стоял и увлечённо что-то рассказывал другому мальчику, размахивая моделью последнего «Свободного Странника». Серебристый каплевидный «Странник» с удлинённым корпусом, совсем как у разведчиков дальнего космоса…
— Он абсолютно безопасен, — в миллионный раз повторил Нортон. — Я уверяю вас! При малейших признаках опасности я сам его отключу.
Из всех возможных эвфемизмов «отключу» идеально подходит для формирования стереотипа. Отключают машину, что-то изначально неживое, и каждый раз, когда я слышал это слово или сам произносил его, то чувствовал глубокое уважение к внедрившим его специалистам. Постарались, ни одной лазейки не оставили.
Тем временем завязался жаркий спор, больше похожий на скандал, и я отвернулся к иллюминатору, чтобы случайным взглядом не спровоцировать новую вспышку страха.
«Чудовище», «нелюдь», «машина для убийств» — теперь это уже не проявление старомодной ксенофобии, но окончательный приговор. Идея равноправия андроидов, просуществовав меньше пятидесяти лет, была отправлена на свалку истории. Взамен оттуда забрали заплесневевший, но всё ещё годный пафосный лексикон и «право первородства», наделявшее гордостью каждого, кто сумел родиться в обычной семье, с обычным набором генов.
Инцидент на Тетисе стал последней каплей, переполнившей чашу терпения, как это называли. Я бы назвал это удачным стечением обстоятельств, подарившим консерваторам победу на выборах. Пропаганда сменила вектор на противоположный, но действовала с традиционным напором: не прошло и трёх лет, как все необходимые определения и аргументы были заложены в головы «спасённых от вырождения» граждан. Чтобы ни малейших сомнений не осталось. И, разумеется, чтобы протолкнуть необходимые поправки в трудовое законодательство: если андроиды потенциально опасны, следовательно, люди должны научиться терпеть нечеловеческие условия — альтернативы нет, не будет и быть не должно, правда ведь?..
Дамочка-паникёрша повторяла то, что должна была повторять: доводы, составленные так, что их невозможно опровергнуть. Попытаешься — выставишь себя идиотом и предателем рода людского. Красивый алгоритм, несколько противоречивый, если вдумываться, но зато простой и легко запоминаемый. Вскоре Нортон ушёл в глухую оборону, а под конец выложил-таки свой заветный козырь о саботаже.
Вконец измотанный, лейтенант плюхнулся в кресло и со злостью ткнул в кнопку вызова меню. Он был достоин сочувствия: нет ничего приятного в том, чтобы затыкать рот испуганной матери, которая и без того рисковала жизнью и здоровьем своих детей, отправляясь вместе с ними на Периферию, к непригодной для жизни планете, на тесную станцию, с билетом в один конец.
Всё продумано: мальчики и девочки, летевшие на этом корабле, вырастут и выучатся на «Урсуле-1» — и будут работать на своём законном месте. Их дети примут эстафету и станут следующим поколением климат-операторов, геоинженеров и биологов. Жизнь, расписанная на десятилетия вперёд: гарантированное будущее, льготы и привилегии. Не зря на обжитых благоустроенных планетах такие цены, налоги и законы. Всё продумано…
