– Заинтриговал, Григорий Васильевич, – ухмылка на худом, болезненном лице Пельше, изборожденном глубокими морщинами, выглядела жутковато. – Выкладывай, что там у тебя. Не томи душу.
– Надеюсь, товарищ Романов знает, что делает, – сухо процедил Суслов. Вся его худая и сутулая фигура выражала крайнее неодобрение. В прихожей он долго возился с пальто и обувью, и появился в зале последним. Главному идеологу страны не нравилась идея собрания на даче Гришина в отсутствие Брежнева. Но отказать Устинову, заявившему, что будет опубликована информация государственной важности, способная повлиять на будущее страны, он не мог.
– Товарищи члены и кандидаты в Политбюро, – начал Романов. – Вас всех собрали здесь по моей инициативе. Виктор Васильевич, в данном случае, пошел мне навстречу и согласился предоставить свою дачу для нашего собрания. Дело очень важное и не терпит отлагательств. Прежде чем мы заслушаем доклад генерала армии Ивашутина, прошу не поддаваться эмоциям, выслушать его до конца и внимательно ознакомиться с представленными доказательствами.
– Речь идёт о Петре Ивановиче Ивашутине, начальнике Главного Разведывательного Управления Министерства Обороны? – уточнил Суслов, заинтересованно сверкнув линзами очков.
– Да, – коротко ответил Романов.
– Петр Иванович месяца два назад большое дело сделал, – проскрипел Пельше. – Около трех десятков предателей в КГБ и ГРУ выявил. Если кратко, тема доклада?
Лицо Романова посуровело, в глазах появился стальной блеск.
– Организация государственного переворота с целью смены конституционного строя и развала страны, подготавливаемая отдельными личностями в руководстве, – отчеканил он.
Присутствующие окаменели. В комнате на секунду повисла тягостная гробовая тишина. Затем Тихонов всхрипнул и схватился пятернёй за грудь. У Пельше нервно дернулось веко. Черненко ошеломленно откинулся на спинку стула, хватая ртом воздух. Щербицкий нахмурился. В глазах Гришина мелькнули растерянность и испуг. Даже Громыко потерял чопорный и строгий вид. Его лицо обмякло и опустилось, как воздушный шарик, из которого резко выпустили воздух. Суслов начал медленно багроветь.
Чепуха! – выкрикнул Громыко. – Бред какой-то! Не верю.
– Андрей Андреевич, я бы на твоем месте не делал скоропалительных выводов, – заметил министр обороны. – Так получилось, что я, как непосредственный начальник Ивашутина ознакомился со всеми материалами первым. Всё более чем серьезно.
– О ком идёт речь? Кто эти отдельные личности в руководстве, подготавливающие государственный переворот? – вмешался в разговор красный от ярости Суслов. – Дайте конкретику. Факты, доказательства, имена, фамилии.
– Вы всё узнаете из доклада Петра Ивановича, – невозмутимо ответил Романов. – Там конкретики, которую ты, Михаил Андреевич, требуешь, более чем достаточно.
– Надеюсь, Леонид Ильич ни причём? – саркастично поинтересовался главный идеолог партии.
– Конечно, ни причём, – кивнул первый секретарь Ленинградского обкома. – Вы это сами прекрасно знаете. Товарищ Брежнев – фронтовик, глава Коммунистической партии и руководитель страны. Даже мысли о том, что Леонид Ильич может быть замешан в чем-то подобном быть не должно. Странные у тебя вопросы, Михаил Андреевич?
– Тогда почему мы собираемся здесь и без него? – продолжал напирать Суслов. – Как-то это всё дурно пахнет.
– Потому, что нельзя давать заговорщикам лишний повод для беспокойств. Все слишком серьезно и далеко зашло. Не волнуйтесь, товарищ Брежнев получит информацию, практически, в одно время с вами.
– А сейчас вы не даете, этим таинственным, как вы выразились «заговорщикам», повод для беспокойств? – иронично осведомился Суслов. – Ведь о нашей встрече они могут узнать в любой момент.
– Даём, – признал Романов. – Но мы готовы рискнуть. Вы являетесь руководителями страны и должны знать, что происходит за вашими спинами.
– Почему вы не обратились к товарищу Андропову? – поинтересовался Черненко. – Это, прежде всего его компетенция. Он же у нас председатель КГБ. Или я что-то пропустил, и он уже не председатель?
– Вы обо всем узнаете из доклада генерала Ивашутина, – дипломатично ответил Григорий Васильевич.
– Зовите уже своего Ивашутина, – недовольно бросил Громыко. – Послушаем, что он нам расскажет.
Москва. 18 января. 1979 года (Окончание)
Ивашутин перехватил портфель в левую руку, беззвучно выдохнул, взялся за ручку двери и дернул её на себя:
– Разрешите войти?
– Проходи, Петр Иванович, – добродушно усмехнулся Устинов. – Мы тебя уже три минуты ждём.
Ивашутин шагнул вперед. Взгляды присутствующих скрестились на невысоком плечистом мужчине в генеральском мундире. От каменных лиц людей, с холодным любопытством рассматривающих начальника ГРУ, веяло такой мощной аурой власти, что Петру Ивановичу стоило немалых усилий удержать бесстрастное выражение лица. Даже он, отдавший всю свою жизнь разведке и повидавший всякое, чувствовал себя некомфортно среди искушенных в интригах партийных бонз, способных одним словом или росчерком пера сломать человеческую жизнь.
Романов заметно улыбнулся уголками губ, Устинов ободряюще кивнул, Машеров, убедившись, что никто не видит, тихонько подмигнул, и Ивашутину немного полегчало.
– Петр Иванович, мы вас слушаем, – напомнил Пельше.
– На стол можно выложить документы и видеокассеты? – вежливо уточнил Петр Иванович. – Мне так удобнее будет все рассказывать и показывать.
– Можно, – кивнул Суслов. – Выкладывайте. И рассказывайте уже поскорее, чего там накопали.
– Так точно, – Ивашутин открыл портфель, выложил толстую стопку бумаг и пару видеокассет и повернулся к министру обороны. – Дмитрий Федорович, разрешите приступать?
– Разрешаю, – кивнул Устинов.
– Уважаемые члены и кандидаты в Политбюро. Речь пойдет о государственном перевороте с целью реставрации капитализма, готовящимся за вашими спинами. Но перед тем, как перейти непосредственно к делу, небольшое предисловие. Это займет, буквально, пару минут, но оно необходимо. Прошу не делать скоропалительных выводов. Возможно, вам что-то покажется высосанными из пальца обвинениями, чепухой, не стоящей внимания, но не торопитесь. Каждое своё слово я буду подтверждать доказательствами. Поэтому очень важно, чтобы вы досмотрели и дослушали, всё что вам скажут и покажут до конца.
– Дослушаем, – буркнул Громыко. – Начинай уже, Петр Иванович.
– Хорошо, – кивнул Ивашутин. – Всё началось в шестидесятых годах. После прошедшего XX съезда КПСС, среди партийных руководителей среднего и высшего звена на почве антисталинизма начались дискуссии. Велись откровенные разговоры, о том, что экономике нужен новый импульс, и, возможно, некоторые сталинские реформы следует откорректировать. Никита Хрущев показательно стучал ботинком по трибуне ООН, обещал американцам «похоронить США», и «показать кузькину мать». Но в реальности, заигрывал с представителями бизнеса и западными политиками. При Хрущеве в 60-ых годах между элитами СССР и США начали проводиться Дартмутские встречи. На них высшие чиновники, политики и учёные начали общаться друг с другом, дискутировать на социальные и политические темы. Это оказало влияние на мышление многих представителей советской элиты и вызвало заметное «брожение в умах». В 1962 году в них участвует Дэвид Рокфеллер – президент «Chase Manhattan Bank» и выходец из одной из самых богатых семей на планете. В 1964 году он прилетает в Москву, встречается с Хрущевым и рядом представителей советских элит. Именно в это время Рокфеллер знакомится с Алексеем Николаевичем Косыгиным, уже занимавшим пост Председателя Совета Министров СССР.
– Пока что вы нам ничего интересного не рассказали, – раздраженно бросил Громыко. – Мне некогда слушать пустую болтовню. Что-то по делу будет? С доказательствами повесомее ваших слов?
– Обязательно будет, Андрей Андреевич, – спокойно ответил Ивашутин. – Доказательств хватает. Но предыстория нужна, чтобы потом понимать, о чем идёт речь. Я же просил вас и других товарищей внимательно выслушать меня, ознакомиться с имеющимися материалами, видео и другими доказательствами. И только потом делать выводы.
