Первой девятке такой прием не понравился. Они разворачивались, одна из машин вывалилась из строя и снижалась, все круче заворачивая на запад. За ней тянулся черный шлейф и на крыле плясали язычки огня. Ведущий, атакованный Виктором, был на месте, он только парил белесым следом вытекающего топлива.
— Поворачиваем вправо! Будем бить вторую девятку! Двадцать второй, ты как?
— Зажимают. Там еще пара подходит.
Пару мессеров, набирающую в стороне от боя высоту Виктор видел. Но они пока были далеко и время оставалось. Бой, идущий накануне их появления, уже затухал. Судя по всему, он окончился не в пользу наших летчиков, а значит, в скором времени можно было ожидать добрый десяток мессеров.
— Атака!
В это раз он попал хорошо. Сразу несколько снарядов ударили вражескому бомбардировщику в правое крыло. Один из разрывов пришелся на мотор и тот сразу выплюнул клуб жирного, черного дыма. Винт словно захлебнулся в этом дыму, превратился в серый диск и тут же замелькал лопастями. Все это проплыло в прицеле как в замедленном кино и тут же сгинуло под капотом. Перегрузка вновь вдавила в сиденье. Они вышли из атаки, в очередной раз разменять скорость на высоту, и потянули вправо, чтобы вновь зайти от солнца.
Атака получилась удачной. Один из бомбардировщиков падал. Он горел от носа до хвоста и походил на подожжённую бочку с бензином. Большая часть немцев поворачивала, но одно из звеньев упрямо шло к цели. За ними, на расстоянии пары километров, шла третья девятка и над ней болталась пара "Месеров". Откуда они там взялись, Виктор даже не видел.
— Атакую худых! Серега, Стас, бейте третью девятку!
С мессерами они разошлись левым бортом и сразу же рванули вверх. Вражеские летчики сходиться два на два не захотели, потянули в сторону нашей, готовящейся к атаке четверки. Те уже пикировали вниз, на бомбардировщики и немцы пристроились следом.
— Худые на хвосте!
"Лавочки" рванули в стороны, но мессера обстреляв одну из наших машин, ушли вниз.
— Повторяем атаку!
— "Дед", прошу помощи! — Славка пыхтел словно паровоз, — Зажимают…
— Пробуй отрываться к нам. Сейчас.
Времени, чтобы снова собрать группу и ударить по бомбардировщикам кулаком из шести "Лавочек", уже не оставалось — немцы подобрались к цели слишком близко. Но бить было нужно, чем есть и как есть. Иначе все зря…
— "Четырнадцатый", "тридцать первый", атакуйте!
Он плавно отдал ручку от себя, опуская нос истребителя вниз. Ощетинившийся огоньками пуль, строй бомберов наплывал быстро и неумолимо. Все эти разноцветные огоньки неслись прямо в лицо, их было столько, что и не сосчитать. И каждый из них был смертью…
Саблин начал стрелять метров с пятисот, по крайней левой машине. Сперва мазал — трассы ложились куда-то за хвост серого, раскрашенного темными вертикальными полосами бомбардировщика. Потом пушки почему-то перестали стрелять, а строй бомбардировщиков оказался вдруг сзади выше. Лавочка не горела, мотор работал исправно и сам он был жив-здоров. Это казалось чудом.
Ведомый был на своем привычном месте. Он тоже, судя по всему, был цел, и это тоже было чудом. Но самое удивительное было выше. Девятка бомбардировщиков разворачивалась. Пары Кота и Улитки только заходили в атаку, но бомбардировщики уже сбросили бомбы и рассыпавшись, удирали домой.
Любовался проделанной работой Виктор недолго. Бой продолжался, нужно было выручать Ларина, нужно было разобраться с появившейся с юга восьмеркой мессеров. Он вновь потянул ручку на себя, хотя сил, после этой самоубийственной атаки уже оставалось…
— Я "Дракон"! Вижу противника! — раздался властный, откуда-то знакомый голос, — Я "Дракон", атакую!
От солнца показалась россыпь точек. Их было много — десятка полтора и это были наши…
…Через три минуты все было кончено. Немцы, получив трепку, уже таяли на горизонте. Внизу, на черной перепаханной взрывами земле добавилось еще два дымных костра — пилоты Яков показали, что они тоже умеют сбивать…
— Дед, благодарю за бой. Можете идти домой, — голос у радистки звенел от радости. — Подтверждаю падение четырех "Юнкерсов" и "Мессера". Дед, мы вас поздравляем…
— Дед, поздравляю! — голос у "Дракона" чуток потеплел, — с тебя причитается…
— Принял, домой! — Виктор подумал, что это какая-то странная мода, поздравлять, сразу после боя. Впрочем, сегодня он заслужил — сбили четверых, а его все живы — здоровы. Правда, машина Улитки, явно повреждена, но вроде не смертельно — долетит. В любом случае внизу уже свои…
— Ви-итька-а! — Палыч полез в кабину, не дожидаясь пока остановится винт, — облапил, едва не оторвав шею. — Поздравляю! Молодец чертяка!
Могучие руки техника выдернули Виктора из кабины, словно пробку из бутылки. Он вдруг полетел прямо в окружившую самолет толпу, но упасть ему не дали.
— Качай ребята!
Десятки рук подхватили Виктора, и небо на какую-то секунду вдруг стало ближе.
— Еще!
— Еще!
Вокруг толпился весь полк: краснощекий, видимо принявший на грудь, Шубин, радостно возбужденный Соломин, снисходительно посмеивающийся Иванов, кривящий в глупой улыбке рот Рябченко. Вокруг были все свои, ставшие за последние полгода едва ли не семьей.
— Да что случилось-то? — попытался узнать Виктор, после того как его поставили на землю.
— Указ вышел, по радио передали! — Шубин желтел прокуренным комплектов зубов. — Поздравляю с высоким званием Героя Советского Союза! dd
…С ночи сильно похолодало, восточный ветер противно завывал в проводах, ледяным сквозняком задувал под одежду. Потом пошел снег. Он сначала сыпался осторожно, понемногу: одинокие снежинки тыкались в лицо и тут же уносились сметаемые напорами ветра. Потом снег сыпанул стеной, еще сильнее забелив окружающую степь, заметая черную набитую машинами колею.
Студебеккер, рыча движком и тяжело переваливаясь, заполз на очередной холм, на секунду замер и устремился вниз. Порыв ветра швырнул в глаза добрую пригоршню снега, но Виктор успел разглядеть занесенные крыши деревни и два голых тополя, стоящих рядом и служивших ориентиром их аэродрому. Через минуту он уже шел по дороге навстречу тополям. Мягкая, мокрая и не успевшая смерзнуть земля пружинила под ногами, а снег все сыпал и сыпал, скрывая следы. Недельная командировка в Москву осталась позади…
Первым он встретил Палыча. Верный механик шествовал с ведром по улице. Увидев Виктора, он поставил ведро в снег и ни слова не говоря, полез расстегивать ему новую, выданную накануне командировки шинель. Распахнув грудь, явил на свет Золотую Звезду и растянул лицо в довольной улыбке.
