Варшавские переглянулись.
– Что за снайпер?
– Снайпер. Тут недалеко… Он стрелять начал, как мы появились. У него еще фотография Алисы в кармане… Такой, белобрысый, Соня. Он же…
– Соня, точно, – вмешался Шнырь. – Он беляк, помните?
– Альбинос, – поправил старший. – Смешной такой еще был. Он что, в вас стрелял?
– И даже попал, – я ткнул себя пальцем в плечо. – Плохой стрелок… А может, хороший.
Я подумал: а что если этот снайпер Соня стрелял не так уж и плохо. Попал мне в плечо, отвлек, хотел, пока я с плечом вожусь, с Алисой разобраться. Да не получилось – проявил я свои героические умения…
Да уж
– Он не тебя хотел убить, ее. Наверное…
– Да, конечно, сначала прострелил, а потом хотел сказать. Но я его уже успел сам прострелить.
Старший пожал плечами.
– Бывает.
Он достал небольшой мешочек, высыпал из него сушеную травку, заправил ее в бумажную трубочку, поджег и выдохнул синеватый дым.
Первый раз в жизни я видел, как курят. Кажется, раньше это обычай такой был, разговорный. Неправильный. Дыхание от него сбивается, от жнеца не убежишь.
– Недавно мы отправились в Затон, – рассказывал старший. – Мы сами с Варшавской, я говорил, периодически навещаем соседей. А они нас, сам понимаешь, безопасность, выживание. Наверху все было как обычно, а внизу… Все мертвы, кроме детей. Сразу стало ясно, что это навка.
Старший плюнул.
– Такое случалось уже, на севере только, до нас они не добирались еще. Хуже навки нет. А в Затоне, в убежище, двоих как раз не нашлось среди мертвых. Этой…
Старший кивнул на Алису.
– И еще одного, Соньки. А навки… Ну, короче, навками только девки становятся. Мы ее почти сразу выследили, она особо и не скрывалась.
– А что же не стреляли?
– Бесполезно это, она нам особенно и не нужна ведь.
Старший снова плюнул.
– Вернее, нужна, но это… Не слишком. Она детей увела…
– Зачем ей дети? – перебил я.
– Кто знает… Она собирает детей, тащит их в яму… Вот как в эту, примерно. Играет с ними, кормит.
Лицо у старшего дернулось.
– Она их заигрывает, – с омерзением сказал он. – Месяц- другой, и все, готово. Надо было ее выследить до логова, а она все вертелась, вертелась… Видишь ли, это странные твари. Они звери, конечно, но не совсем, наполовину, и, наверное, это еще хуже. К тому же мне кажется, что одна часть не очень хорошо знает про другую. Вот ты ничего не заметил необычного?
– Нет, – ответил я. – Вроде ничего. Дразнилась много.
– Она и раньше дразнилась. Я ее маленькой совсем знал, она уже тогда дразнилась…
Старший замолчал.
– Вот и никто не замечает. А когда замечают, поздно уже.
– Почему же она на меня не напала? – спросил я.
– Тут просто все… – старший выпустил дым, я едва не закашлялся.
Они переглянулись, и старший продолжил:
– Ты ей понравился, наверное. Вот она тебя за собой и таскала.
Шнырь хихикнул.
– Они сами про себя ничего не понимают, – сказал старший. – Не знают, кто они, зачем. Навка в них вдруг просыпается, а так обычный человек вроде. Ты на самом деле мог ей понравиться. Не знаю…
– Ловушки вы устанавливали?
– Что за ловушки? – спросил старший.
– Мины. Южный порт, – напомнил я.
Все посмотрели на меня непонимающе.
– Южный порт, там нас машинами едва не раздавило. А потом еще в туннеле – в огнемете смесь слили…
Старший помотал головой.
– Это не мы. Скорее всего это Соня. Наверное, он хотел ее убить. Отомстить за своих, или остановить просто. А ты попался под руку…
– Мы только в туннеле написали, – встрял Шнырь. – Помнишь? «Берегись»! Это я написал. А ты как пальнул – чуть башку мне не снес!
– Извини, – сказал я. – Это не нарочно. Спасибо – я так и понял, ну, что беречься надо. И берегся. А с ней что теперь?
Я кивнул на Алису.
– С собой возьмем.
– Зачем? – не понял я.
– Зачем? А ты еще не понял?
– Нет.
– Ты говоришь, Соня тебе в плечо попал. Когда, вчера или сегодня?
О ране я совсем забыл как-то. На самом деле забыл. Она не болела и не болела, я решил, что этот снайпер Соня попал в удачное место.
Пощупал. Ничего. Вроде как и не было никакой раны. На всякий случай я пощупал и другое плечо. Нет, все нормально. Стал стягивать куртку.
– Посмотри-посмотри, – посоветовал старший.
Я скинул куртку, расстегнул комбез, сдвинул власяницу. Рана затянулась. Даже не затянулась – плотно заросла новым мясом, так что на ее месте белел небольшой круглый шрамик
И шрамы от вериг затянулись.
Все.
Ненормально.
– Удивлен? – ехидно осведомился старший. – Не удивляйся. Рядом с ними все так. Раны заживают, болезни излечиваются.
Я вспомнил. Как растянул ногу. В самом начале, на этой проклятой пади. И как на следующий день она уже не болела. И щека. Я ее сжег – и почти сразу забыл, так зажила быстро.
– Она что, ведьма?
Старший покачал головой.
– Нет. Просто ее энергетический потенциал гораздо выше нашего. Поэтому раны и затягиваются. Так что убивать ее не станем. Будем держать, а там посмотрим…
– В каком смысле посмотрим?
– Посмотрим. Эй, внизу проверили все?
– Все, – ответил стрелок. – Больше никого. Еда, игрушки? Там много.
Стрелок достал из кармана конфету. И какие-то еще штуки, наверное, финики. Старший плюнул. Стрелок вывернул карманы, ириски раскатились по земле.
– Хорошо подготовилась, – повторил стрелок – Как?
– Нет, ничего не брать, выжечь логово.
Старший протянул стрелку матовый стальной шар. Тот подкинул его в ладони, сжал руками, внутри щелкнуло, стрелок запустил шар в лаз, отбежал в сторону.
Земля больно стукнула в пятки, с дубов просыпались круглые шишки, на церкви глухо ударил колокол, грохнуло еще сильнее, на ногах не устоял никто. Из лаза выплюнулся огненный язык, разошелся змейками, загорелась земля.
Колокол ударил еще.
– Надо уходить, – сказал стрелок – Место какое-то нехорошее, не по себе мне.
– Да, надо уходить.
Старший снял с пояса пистолет с ненормально толстым стволом и выстрелил в небо. Из ствола вырвался круглый желтый шар, взлетел высоко, на несколько мгновений завис в воздухе и стал падать, разворачиваясь в воздухе в огненный зонтик
Дети стояли с отсутствующими взглядами и пустыми лицами. Наверное, со мной творилось что-то похожее, я куда-то проваливался, голова кружилась, хотелось спать, и, чтобы не рассыпаться окончательно, я стал читать тропарь Силы Духа.
Рядом оказался Шнырь. Он принялся дергать меня за рукав.
– Да не расстраивайся ты, – говорил он. – Все в порядке. Ты жив остался, она могла тебя ведь убить, а не убила. Не убила ведь! Ты радуйся! Радуйся!
Колокол прогудел. Я радовался.
